Внучка потянула деда за штанину и, приняв охотничью стойку, тихонько зарычала. На звук выстрелов двигались гости. Старик ухватил собаку и нырнул в режим невидимости. Из–за деревьев показался приличный кусач, но, увидев огромного виновника переполоха, тут же удрал в обратном направлении.
— И где у этой селедки споровик? — спросил дед у Внучки. Собака как всегда не ответила, лишь нетерпеливо поскуливала, намекая поскорей покинуть столь небезопасное место. — Не нуди под ухо. Иди лучше рюкзак поищи.
Понятливая спаниель убежала к разбитой лодке. Стронг походил вокруг туши так и эдак, не обнаружив спорового мешка. Голова была завалена чуть набок, поэтому и затылок удалось разглядеть. Ничего похожего на него не было. Лезть наверх и перепачкаться в слизи или, не дай Улей, соскользнуть и чего–нибудь себе сломать, желания не было.
Дед плюнул на это дело и пошел к остаткам речной посудины. Внучка уже тянула зубами за лямку рюкзак.
— Умница! — похвалил старик свою любимицу. Выудил из сумки оставшиеся три магазина, сунул их в разгрузку и закинул рюкзак на плечи. Мотор от лодки чудом не пострадал, не считая того, что внутрь забилась земля и трава, а винт погнулся. Стронг спрятал механизм в камышах и накрыл масксетью.
— Теперь бежим. — обратился дед к собаке, потирая отбитый копчик. — Не любит эта земля постоянства. За нами с тобой монстр послан был. Частенько этой тропой ходим.
Мотая на ус полученный от Улья урок, старик направился к схрону на острове, стараясь избегать знакомых троп. Комары не могли пробиться сквозь маскитную сетку, но вот обзор изрядно загораживали.
Внучка и того хлеще не знала куда от них деваться. Она даже нырнула в воду и насобирала на себя слой тины, чтоб пищащие кровососы не могли ее достать. Но настырные насекомые все равно лезли в глаза.
К цели они добрались уже к полуночи. Дед аккуратно отодвинул сеть, которую густо покрывал плющ, и отпер землянку. Внучка отряхнулась, сбрасывая с себя болотную тину, и проскользнула внутрь. Старик вошел, осторожно опустил маскировку обратно и запер дверь на засов.
Остров в центре болота был стабом. Стронг заприметил его еще в свою самую первую вылазку. С тех пор и использовал для ночевок. Постепенно все больше улучшая, так и появилась эта землянка. Старик зажег масляную лампу и поставил на печурку в центре небольшой комнатки.
Справа тянулись шкафы с оружием и снаряжением и ящики с боеприпасами. Слева стояла койка, под ней собачья подстилка, над ней труба перескопа, а рядом полка, забитая съестными припасами. У дальней стены был небольшой стол со стулом.
К потолку, чтоб мыши не достали, были подвешены пучки трав, связки сушеных грибов и рыбы.
Подобных укрытий и лучше и хуже этого у него были десятки. За всеми дед следил, и, если была возможность, пополнял на них запасы. Он полжизни провел в лесу, так что знал толк в таких вещах.
Ему стукнуло двенадцать лет, когда в деревню пришли немцы. Он долго не думал, взял дедово ружье и ушел в лес. Так и партизанил, просто брал ружье и стрелял.
Когда он убил первого фрица, Никанор, старый охотник и командир их отряда спросил.
— Что ты чувствуешь, стреляя в человека?
— Не знаю, я в людей еще не стрелял, только в фашистов.
— Добрый с тебя боец выйдет. — сказал тогда Никанор.
Так оно и случилось. Солдат из него получился хороший. Когда наши погнали фашистскую падаль, он дошел до самого Берлина. Потом вернулся в родную деревню, был и егерем и промысловиком.
Когда наступили лихие девяностые, и, раздираемая на части будущими олигархами, родина умирала, старик занялся разведением соболей. Он то в деревне нужды ни в чем не испытывал, а вот детям в городе надо было помогать.
Однажды к нему пришли двое кавказцев и, купив пять шкурок, долго его расспрашивали. Дед уже привык и на автомате сказал как обычно, что дело это хлопотное, но на жизнь хватает. Через неделю парочка вернулась и предложила «крышу». Он, естественно, отказался, а потом при попытке поджечь дом застрелил одного из них.
Дальше был суд, приговор, и два года лесоповала за нелегальное хранение оружия и превышение самообороны. Начальник лагеря на первом построении долго костерил власть, говоря, что ему медаль дать надо, а не в тюрьму сажать.
Дед думал, что на этом его война окончена, но когда в две тысячи четырнадцатом году друзья его внука один за другим попадали в больницу от передозировки новомодными «спайсами», сердце старика не выдержало. Сила в руках еще была, хоть и не та, что раньше.
Троих барыг он подкараулил по очереди. Никто не ожидал подвоха от старика. А дед оглушал топором по голове, вывозил в лес на санках и стрелял.
Когда эти подснежники всплыли по весне, участковый пришел к нему на разговор. Старик сказал все, как есть на духу. Мент пожал ему руку, у него тоже племяш от этой дряни пострадал, и дело замяли. А торговцы спайсами их поселок больше не беспокоили.
Через два года по осени Стронг пошел на охоту. Ноги уже были не те, поэтому больше десяти километров он пройти не мог. Да и ходил больше не за мясом, а чтоб кровь не застаивалась, да аппетит проснулся. Так и попал в Улей.