Подслеповатые глаза старца обрамляли большие синие мешки отёчности. Кожа, изрезанная сотнями морщин, походила на шкуру ящерицы. Он дрожал. Шапка и промокший тулуп служили ему плохим прикрытием от бесконечной колючей мороси. Я подозревал, что если дедуля в ближайший день-два не найдёт прибежища, чтобы обогреться, то не переживёт своего путешествия. Простуда перетечёт в воспаление лёгких, а там уже и конец.
– Как, куда, дочка? Конечно в Шальх! Хочу защищать нашу королеву!
Голос старика был хриплым, каркающим. В доказательство своих слов он постучал кулаком по засунутому под ремень ржавому мечу.
Смешно ли мне было, когда я услышал это? Нет. Пусть он дряхлый и кое-как плетётся по тропинке, зато его верность и любовь к своей стране, в которую пришла беда, вызывает восхищение. Простой народ, не ведающий о политических распрях, всегда с трепетной нежностью относился к королевской семье. Великий инквизитор взяла сморщенную руку в свои ладони. Я видел, как, едва шевеля губами, она шепчет слова заклинания. Через минуту озноб отпустил, и старец расправил сгорбленные плечи.
– А от чего защищать? – ласково спросила Серэнити.
– Знамо от чего, дочка! Урах гневается, король убит, а Тьма и Сера заявили свои права на человеческие души! Мрак обрушился на наши головы, но ему будет нелегко забрать то, чем мы дорожим!
Неожиданно старик вскочил и, выдернув клинок из ножен, потряс им в ту сторону, из которой шёл. Немного постояв в боевой стойке, он спрятал оружие и, кряхтя, опустился обратно, затем натужено заговорил:
– Эрменгер дрожит под когтями зверолюдей. Мне бы хотелось, чтобы армия покарала этих тварей. Только я не верю в то, что у неё получится это сделать. Их легион, а нас все меньше и меньше. Когда пробьёт последний час, я намереваюсь быть подле королевы и умереть с её именем на устах!
– Ты говоришь, Эрменгер в осаде?
– Я видел всё, вот этими самыми глазами.
Старик двумя пальцами показал на выцветшие зрачки.
– Я жил на пригорке недалеко от города. Ночью меня разбудили доносившиеся со стороны Эрменгера звуки колокола. Я поднялся с кровати, чтобы посмотреть, в чём дело. Открыв дверь, я чуть не упал в обморок – возле центральных ворот, прямо в воздухе, мерцало облако, из которого ордами выплёскивались жуткие твари. С волчьими головами, полуголые, с зазубренными ятаганами, они выли свой проклятый клич – Десница Девяносто Девяти Спиц и пытались прорваться через передний бастион, ведущий к жилым кварталам. Я схватил вот этот самый меч и ринулся вниз, но потом передумал. И не потому, что испугался, нет, я уже пожил, и терять мне нечего, просто многие годы назад я поклялся лично Манфреду Второму, что ни болезнь, ни возраст не станут мне преградой к тому, чтобы грудью заслонить любого из монархов от грозящей ему гибели. Сейчас для меня настало время исполнить свой долг. Я должен быть рядом с королевой Констанцией и умереть за неё и ради неё. Попомните мои слова, юноши и девушки, – грядёт Буря, о которой мы и слыхивать не слыхивали. Она уже тут. Она за порогом и стучит в свои костяные бубенцы, призывая демонов насладиться кровью падших витязей.
Помолчав, старик перевёл взгляд с Серэнити на меня, затем на Эмилию и Грешема.
– Чудная у вас компания, не похожи вы на солдат. Торговцы, да? Разворачивайте обратно, там Смерть, – прошамкал старый вояка, махнув рукой на полуденное солнце.
– Не беспокойся за нас, отец, мы пройдём через неё.
Серэнити забралась в повозку и с неё проговорила:
– Да пребудет с тобой Урах, и да поможет он в твоём праведном деле. Прощай.
Эмилия подстегнула лошадей, и мы покинули старика, который в молчании провожал наш экипаж печальным взглядом.
– Ты была когда-нибудь в Эрменгере? Каковы его укрепления? Долго ли он может держать оборону? – спросил мой ученик.
Великий инквизитор не повернула к нему головы, но все же ответила: