Я прикрыл глаза…
… И если сломлен ты – не значит побежден
Любовь – Отца дыханье
Святой! Твой путь еще неполностью пройден
Отвадит Он твои страданья…
Кто это говорит? Я разлепил веки… Лютерия Айс – чрезвычайно бледная, но решительная, вся перепачканная кровью, с искрящимся кольцом Лики Всеотца, опиралась на Филириниль.
– Урах, Отец Небесный, Царь Царей и мой Господин! Я – магистр Ордена Милосердия, Лютерия Айс – всегда была Твоей! Сейчас я умоляю Тебя: дай мне выкупить своей жизнью жизни своих друзей… помоги исполнить Волю Твою – изгнать Дроторогора… Прими меня, но не забирай их!
Свет из Ликов Всеотца потек по Лютерии. Он стал заливаться ей в рану на животе и в сапоги. Он поднялся ей до горла и полился за шиворот. Магистр Ордена Милосердия превратилась в сияющий столп света. Лучи Лютерии – теплые, согревающие, мягкие, снизошли на меня и окутали одеялом Добра, заботы и исцеления. Я возрождался, моя пропоротая кожа стягивалась, ссадины и синяки рассасывались…
В какой– то момент свечение Лютерии поглотило весь Чертог Клятвы. Когда свет потух, я смог подняться… Я был невредим… Настурция и Салидас так же, как и я, недоумевающе себя ощупывали, а Лютерия… Магистр Ордена Милосердия, более не была человеком. Она, как и в Тлеющей Чаще, превратилась в алебастровую статую. Я было облегченно вздохнул – чары рассеются, и Лютерия вновь станет самой собой, но… По каменному стану магистра прошла трещина… Через секунду Лютерия Айс осыпалась белым крошевом. Лицо–маска взирала на меня с пола белыми бельмами каменных глаз…
Нет! Нет! Нет! Я бухнулся на карачки и уткнулся носом в алебастровые осколки.
Лютерия Айс – самая преданная из преданных последователей Всеотца, обменяла себя на нас. Магистр – полная альтруизма, деликатности, радушия, нежности и несгибаемой веры девушка, вскинувшая за всех нас жуткую ношу – тащить лапу Дроторогора, умерла. Ее самопожертвование –величайший пример сострадания к ближнему и безоговорочного заступничества Света перед Тьмой. У Лютерии получилось лучше и объемнее, чем у Серэнити, выхолить во мне такие «цветы», как жалость и всепрощение. Она взлелеяла во мне не просто уважение к Ураху как к Богу Света. Магистр смогла поставить для меня Всеотца на одну планку с Вселенной. Принять, что Урах и есть Вселенная. Что Он неотделим от Нее и тождествен Ей. Без лишнего пафоса я заявляю: Лютерия Айс, ты – мой друг. Я не могу не оправдать твою надежду на победу Добра над Злом. Обещаю тебе, что, когда настанет День, Филириниль в моей руке не дрогнет! Я выйду с ним против Дроторогора и Флейта! За тебя, за Альфонсо, за Дурнбада и за все Соединённое Королевство! Я подниму его с Урахом на устах! Во Имя тебя, Его и во славу Победы!
Лютерия, я буду безумно скучать по тебе… Люблю тебя, прощай…
Я встал и встретился глазами с Салидасом Аторэ.
– Для моих отца и деда – все кончено. Держи, он теперь твой, – промолвил эльф, протягивая мне Филириниль. – Пускай его лезвие, как и в былые эры, сеет панику и ужас среди врагов Зеленого и Соединенного Королевств.
– Спасибо, – только и смог выдавить из себя я.
Ко мне подошла Настурция, и я прижал ее к себе.
– Что сейчас будет? – спросила колдунья.
– Если Урах и Сирвилла, Мать Матерей наших, еще желают того, чтобы Тумиль’Инламэ родился заново, то я постараюсь сделать Это.
Салидас Аторэ приблизился к Пандусу Лилии и вложил в его почву Хиловису. Поначалу ничего не произошло, но потом… От Хиловисы к Пиримисе и Литиривисе, по иссохшей земляной корке, поползли серебрящиеся ниточки. Они расширялись и уже ленточками оплетали оскверненные Захвашем Элизии. Боясь пошевелиться, я наблюдал за тем, как под влиянием Хиловисы с Литиривисы и Пиримисы спадает красный туман, как они перестают звенеть и словно бы обновляются. Медленно– медленно, с Элизий Захваша сошла корка гниения, и … о, Чудо! Все три Элизии расцвели и зарделись, как маленькие солнышки! От них к стволу Тумиль’Инламэ побежала энергия… Когда это случилось, все мотыльки с лампадками кинулись в корни, скрученные в канат. Облепленные эфемерными насекомыми, корни дернулись и принялись пульсировать!
– Быстрее! Бежим! – вне себя от волнения, крикнул Салидас.
Мы бросились к лестнице и по ней – вверх, вверх и вверх! В тронном зале Тумиль’Инламэ что– то творилось… Говоря себе так, я всегда подразумеваю что– то плохое, но сейчас – это было наоборот – хорошее, даже прекрасное! Ураграмма – «сердце» Всеотца и Дерева Жизни, вновь билось! Натужно, тяжело, со скрипом, но билось! Плача и смеясь одновременно, Салидас Аторэ опять возложил руки на топор Захваша, и в этот раз – он выдернул его! Болезнетворная опухоль, под названием Хрипохор, покинула Тумиль’Инламэ. Дерево Жизни преображалось прямо на глазах! Отовсюду потянулись листочки, запели фонтанчики, зазвенели ручьи, но что самое интересное и неимоверно радостное – отовсюду послышался оживленный шум, – это эльфы, обездвиженные Заклинанием Захваша, сбросили с себя свою кору-тюрьму. Сотни и сотни альвов приходили в тронный зал, чтобы склониться передо мной, Настурцией и Салидасом Аторэ на колени…