Легенды старого Петербурга (сборник)

«Уже над Невою сияет беззнойное солнце,
Уже вечереет; а рыбаря нет молодого.
Вот солнце зашло; загорелся безоблачный запад;
С пылающим небом слиясь, загорелося море.
И пурпур, и золото залили рощи и долы,
Шпиц тверди Петровой, возвышенный, вспыхнул
над градом,
Как огненный столп, на лазури небесной играя,
Угас он; но пурпур на западном небе не гаснет.
Вот вечер, но сумрак за ним не слетает на землю;
Вот ночь, но светла синевою одетая дальность:
Без звезд и без месяца небо ночное сияет,
И пурпур заката сливается с златом востока;
Как будто денница за вечером следом выводит
Румяное утро»…

КРЕСТОВСКИЙ ОСТРОВ

В начале прошлого века блестящая петербургская публика, по словам Башуцкого[36], ездила на Крестовский остров, где под звуки двух или трех военных оркестров гуляла по очень широкой аллее, усыпанной красным песком и обставленной зелеными деревянными диванчиками; аллея эта шла вдоль берега Средней Невки до тони[37], а на противоположном берегу реки расположены были дачи: камергера Зиновьева, обер-егермейстера Л. А. Нарышкина (теперь на ней устроен лесопильный завод), супруга которого, Марья Антоновна, была красивейшею из женщин, и к ней благоволил Император Александр I.

За Нарышкинскою дачею находилась дача графа Ив(ана) Ст(епановича) Лаваля[38], который, заметим, был французский эмигрант, начавший свою службу учителем в Морском кадетском корпусе. Дочь статс-секретаря Козицкого влюбилась в него и подала просьбу Павлу I о разрешении ей вступить с ним в брак, так как мать ее, наследница богатого купца, не соглашалась на это. Император Павел потребовал объяснений и на ответ вдовы Козицкой, что Лаваль не нашей веры и что у него маленький чин, дал такую резолюцию: «Он христианин, я его знаю, и для Козицкой чин у него весьма достаточный, а потому — обвенчать». Потом Лаваль во время пребывания короля-изгнанника Людовика XVIII в Митаве давал ему деньги, за что и был пожалован титулом графа. Дом Лаваля в Петербурге стоял рядом с Сенатом на Неве (теперь Полякова[39], а ранее графа Борха. за которым была младшая дочь Лаваля) и славился роскошью и своими праздниками. Сам Лаваль умер в 1846 г., в чине д(ействительного) т(айного) сов(етника); единственный сын его застрелился в молодых летах, а старшая дочь вышла за князя Сергея Трубецкого, декабриста, и последовала за ним в ссылку. Лавальский парк сохранил до сих пор имя своего владельца, хотя давно уже принадлежит книгопродавцу Вольфу, но самый дом — дача сгорел несколько лет тому назад вместе с корсетною фабрикою, которая в нем помещалась.

Летом по воскресным дням, эта аллея съезда haute vole'e[40] становилась сборищем петербургских ремесленников-немцев, угощавшихся в обширном деревянном доме, где помещался трактир, находившийся на берегу Невы, как раз против дачи Зиновьева, близ которой был перевоз от Зелениной (т. е. Зелейной) улицы, так как в то время моста с Петербургской стороны на Крестовский еще не существовало, а против дачи Лаваля стояли летние деревянные катальные горы (прототипом для которых была Катальная горка в Ораниенбауме), и с них беспрестанно слетали колясочки, на которых дамы помещались у кавалеров на коленях…

Кроме этого удовольствия немецкая молодежь находила истинное увеселение в Ritter-Spiel, т. е. рыцарской игре, состоявшей в следующем: возле трактира был построен павильон с 6-ью или 8-ью длинными горизонтальными окнами и крышею, в виде купола, которая имела также окошечки, дававшие свет в обширную круглую ротонду, вдоль стен которой находилось восемь столбов, а на них висели, сделанные из папки, арабские и турецкие головы в чалмах. Посреди же ротонды круглый пол или барабан, окруженный балюстрадою; приводился в движение вместе с помещенными на нем шестью деревянными конями, на которых взбирались всадники из публики с пиками и саблями для снимания колец и рубки голов, одним словом, это была большая карусель. Но со временем все эти затеи были перенесены на другую сторону Крестовского острова в «Русский трактир».