Легенды света и темноты [СИ]

Ахашш не мог гневаться, и не мог грустить. В нем был разум и не было ничего, кроме разума. Есть начало, знал он, и есть конец. Но вместо гнева и грусти, Ахашш мог испытывать неудобство и голод. Мысль о конце была подобна голодному телу. И потому нужно додумать ее и суметь найти выход.

В тот вечер Ахашш не стал есть пришедшую горную козу. Он ушел от семьи и от своего племени. Далеко в горах, среди раскаленных скал, лег. Он думал о том, что его дети, они начало. И после его смерти, они будут жить и родят еще детей. Но если есть начало у племени, то и конец ему будет. Значит, дети и дети детей останутся в прошлом.

Он покачал головой. Разум его бился в клетке, стены которой были сплетены им из двух половинок — начало, конец, начало, конец. И Ахашш подумал, в первый раз в своей долгой жизни, что, если нужна бесконечность, то она должна наступать не после конца, а быть всегда, идти вовнутрь, вверх, вниз, в его голову и вокруг него, насколько хватает его разума. А это значит, что он, Мудрейший Ахашш, должен сам разрушить весь созданный им мир и его правила. Или убить себя, чтобы позволить свершиться бесконечности.

И тут древний Ахашш первый раз испытал боль не тела, а боль от мысли, что стала разрывать его голову. Он раскрыл пасть и закричал, поднимаясь над кустами. Оглядывал витки своего мощного тела, и видел, понимал, что — вот голова, а вот хвост, и этим он кончается. Тогда он лег, слушая огромную боль в голове, не знавшей боли, свернулся и приготовился умереть.

Но послышался чужой голос. Кто-то шел, распевая песню. Не тварь, потому что Ахашш не хотел есть и не смотрел, протягивая из глаз ловчую нить. Кто-то чужой, незнакомый, шел просто так. С туманом в глазах Ахашш увидел над собой смутную фигуру. Создание спускалось со скалы, держа на плече тушу горной козы. Оно присело рядом и, замолчав, смотрело на длинное тело Ахашша, на его потрескавшуюся, расписную шкуру. А потом, проговорив что-то, покачало круглой головой, и во рту были видны маленькие зубы, без клыков. Пальцами, как у лесной обезьяны, но ловкими, существо распутало веревки на ногах мертвой козы и положило ее у головы Ахашша. Подвинуло мясо поближе.

— Ты поешь, — сказало оно и от незнакомых слов в тело Ахашша, в его голову вдруг потекло мягкое тепло, будто утреннее солнце, — нельзя лежать голодным, а то тебя найдут вороны и грифы.

Оно еще раз показало зубы, не укусить, а по-другому. И ушло вниз, треща кустами и громко говоря певучие слова, подражая птицам.

Проголодавшись, Ахашш съел козу. И когда ее смерть напитала его тело, пополз вниз, по следам странного создания. От следов пахло голодом и Ахашш знал, что запах приведет его туда, где оно живет. А там Ахашш найдет себе место, чтобы думать новые мысли о тех, кто отдает свою еду чужому и после уходит голодным, но поет, как птицы.

— Пока текут реки и пока моря поднимают шкуру волн, пока закрывает багровый глаз Эух, и сменяет его холодная Ноашша, мудрый Ахашш остается мудрейшим среди разумных. Хотите знать, что было дальше?

— Дальш-ше…

— … Сильны мышцы Ахашша и коза согрела изнутри его тело. Он шел с величавой мерностью, держа ноздрями запах, а памятью — очертания твари. Шел неслышимый, как утренняя роса и могучий, как темнота ночи.

Позади остались скалы и трава становилась сочней и гуще. След привел его в долину, по краям которой росли старые деревья. А в чаше ее стояли логова, но не вырытые в скалах или земле. Разум Ахашша охватил это, пополнив картину мира. Он обвился вокруг толстого ствола, приняв цвет листьев, и ждал.

Эух вставал и шел, клонился к верхушкам деревьев. Ноашша лила свет из круглого глаза. Эух, пройдя бездну, снова выглядывал и воцарялся. Ноашша ночь от ночи прикрывала белый свой глаз до тех пор, пока не уснула совсем…

Много увидел Ахашш, не закрывающий глаз и ума. Неуклюжие твари, ходившие, как еда, умели менять мир тем, что называли руками. Безобразно члененные отростки хватали любые предметы и твари возводили себе пещеры на ровных местах, плели ловушки для зверей и собирали плоды с деревьев не пастью, а — руками.

Ахашш смотрел. А после смотрел на себя и видел пару, по которой создавал мир — голова и хвост, начало и конец. Те, кто ходили на двух ногах и делали все руками, они все изменяли мир, даже их старики и детеныши, — потому что вместо головы и хвоста было большее.

Но Ахашш понял и другое. Он продолжал создавать мир, не они. Они лишь часть мира, созданная для бесконечности, и они появились тогда, когда мысль о конечности мира должна была остаться позади. Мир продолжился. И, может быть, он продолжится в бесконечность.