Легион

- Это я, - тихонько сказал им Альд и коснулся верхней строки.

Ишь ты, подумал Алек, значит, командир, раз первой строкой. А Инта спросила:

- Ну и что? Разве ты не знал?

- Знал, конечно.

- Мне легче, - сказала она, - после меня ничего не осталось.

А я? подумал Алек. Черт его знает, наверняка гиены сожрали.

- Я был последним, - сказал им Альд. - Видел, как всех...

Снова он отвернулся к плите и стал негромко читать имена. Чужие звонкие имена, и снова Алек услышал звон чужого железного языка, и теперь ему было не все равно, что-то такое поднялось в нем, словно колокол на Последней косе, поминальный звон по тем, кому не доплыть домой.

Мы ждали отца, но колокол отзвонил по нам...

Мы спустились, и с нами спустилась ночь. Сначала вечер в цветных огнях, слишком много красок для мертвеца, но он уже начал привыкать, только внутри что-то саднит, но ночь, наконец, затерла все, дырявая ночь, и тут он вспомнил, что эти проколы в небе зовутся звезды, но так и не смог припомнить их имена, он помнил только, что раньше знал.

- Никак не определюсь, сказала Инта. - Вот это, кажется Лебедь?... ага! Ясно.

А Альд ничего не сказал.

Инта споткнулась, и Алек ее подхватил, и ее рука осталась в его руке, и они все шли сквозь чужую звучащую ночь прямо на желтый тепленький огонек.

И пришли. Домик, приткнувшийся под горой, темная груда деревьев и журчанье воды. Альд с размаху толкнул тяжелую дверь, она распахнулась, и там был каменный ящик, в котором горел огонь, и что-то то уходило во мрак, то выступало на свет; у этих вещей были свои имена, которые не спеша поднимались наверх: старые кресла, резные шкафы с корешками книг, перила лестницы, ведущей во тьму.

А у огня сидел человек, укрытый чем-то мохнатым.

Старик, подумал Алек, старый-престарый старик.

Мы стояли на середине и старик разглядывал нас. Спокойно, будто ему не впервой.

- Альд? - спросил он без удивления. - Ну да, правильно. Завтра ведь праздник Сожженных Кораблей.

- Дарен?

- Я рад тебя видеть, - спокойно ответил старик. - Странно, что ты явился только теперь.

- А другие?

- Приходят, но не так как ты - лишь в память и мысли. Но ведь и я никогда еще не был так близок... к Ней. - Поглядел с любопытством на Алека и Инту. - Странные у тебя спутники, Альд. Наверное кто-то из них тебя убил?

- Нет, - угрюмо ответил Альд. - Они умерли гораздо раньше, чем я.

Старик вынул руку из того, во что он был завернут, показал, куда сесть, и мы с Интой уселись в уютные старые кресла, а Альд так и остался стоять перед ним. Стоял и глядел на этот маленький сверток и на маленькое, старое, еще живое лицо. И спросил - как будто бы даже со страхом:

- Значит, не зря?

- Да, - спокойно ответил Дарен. - Мы все-таки остановили их у Азрана. Я успел перехватить ополчения Гарасола Карза, и у Азрана мы зацепились.

- И мы победили?!

- Да, - безрадостно ответил Дарен, - в конце-концов. Слишком долго и слишком дорого, Альд. Слишком долго не могли между собой столковаться, слишком дорого платили за неумение воевать. Слишком много было у нас перевалов, и на каждом мы оставляли лучших.

- Но мы победили?

- Присядь, Альд, - спокойно сказал Дарен. - Ты пришел слишком поздно, когда мне уже незачем лгать ни себе, ни другим.

- Так победили мы или нет? Они ушли?

- Нет, - угрюмо ответил Дарен, - почти никто из них не ушел. Оказывается, им уже некуда было уходить. Мы просто их перебили и уничтожили их корабли.

- Почему? - тревожно спросила Инта. - Как так: некуда?

В первый раз надломился ее голос, в первый раз страх промелькнул на лице, и Алек вдруг понял: это о нас. Это наших всех перебили, потому что нам некуда было уйти.

И - ничего. Наплевать.

- Потому, что вас уже выгнали отовсюду. Вы всем мешали и всюду несли несвободу, и нам приходилось вас убивать, чтобы не стать такими, как вы.

- И что вы вы играли? - спокойно ответила Инта, и в лице ее больше не было страха. - Во Вселенной достаточно много таких, как мы. Когда-нибудь они навестят вас опять, и сколько тогда вы заплатите за свободу?

Альд обернулся и поглядел на нее. А потом тяжело отошел и сел в свое кресло.

И - тишина.

- Ты - женщина, - сказал наконец Дарен, - и ты - солдат, а, значит, убийца. Не понимаю. Мне пришлось убивать, спасая свой мир, и эта тяжесть лежит у меня на душе. А ты?

- Точно так же: спасая свой мир, - неохотно сказала она. - Тогда мы еще защищались, - сказала она, - и, может быть, мы тогда защитили вас. Ты просто не знаешь, что такое война.

Старик усмехнулся - мол, это я не знаю?

- Конечно не знаешь. Ты сам говорил, что вы не умеете воевать, a в нашей истории, кажется, нет ни единого года без войн, и эта, моя война, затянулась на два поколения. Война любит лучших, - угрюмо сказала она, - и если бы воевали одни мужчины, она бы сожрала всех честных и смелых за несколько лет, и женщинам все равно бы пришлось воевать, спасая ублюдков и трусов. Мы выращены войною, - сказала она, - и то, что такие, как вы, привыкли считать несвободой - для нас просто жизнь.

- Тогда хорошо, что вас нет.