Легион

– Нет-нет, ничего. – Он зажег спичку, прикурил и, задув пылающий кончик, аккуратно опустил обгоревшую спичку в пепельницу. – Последнее время меня частенько одолевают приступы головокружения, но они как-то сразу проходят.

– А ты был у врача?

– Да, но он ничего не обнаружил. А ведь это может быть что угодно. Аллергия. Или вирус. – Дайер пожал плечами. – У моего брата Эдди тоже случалось подобное, и длилось это аж несколько лет. На нервной почве. Да, кстати, завтра утром мне надо сдать кое-какие анализы.

– Ты ложишься на обследование?

– В Джорджтаунскую клинику. По настоянию президента, В его душу, видите ли, закралось подозрение, будто у меня сильнейшая аллергия на проверку курсовых. И теперь ему необходимо научное подтверждение этой версии.

На запястье у Киндермана запищали часы. Он отключил будильник и взглянул на циферблат.

– Полшестого, – пробормотал лейтенант и вдруг оживился. Глаза его заблестели. Он повернулся к Дай-еру. – Засну-у-ул наш ка-арп, – нараспев протянул Киндерман.

Дайер прикрыл рукой рот: он не смог удержаться и прыснул в ладонь.

В этот момент раздалось жужжание. Кто-то вызывал Киндермана на связь. Лейтенант отцепил от ремня радиопередатчик и отключил зуммер.

– Прошу прощения, святой отец, я сейчас вернусь. – С трудом поднявшись и отдуваясь, он вышел из-за стола.

– Да уж, не бросай меня наедине с этим чудовищным счетом, – взмолился Дайер.

Следователь ничего не ответил. Он подошел к телефонному автомату и, набрав номер полицейского участка, соединился с Аткинсом.

– Лейтенант, есть новости. Срочные.

– В самом деле?

Аткинс доложил о полученных из лаборатории данных. Во-первых, что касалось подписчиков, которым Кинтри доставлял газеты. Никто из них не пожаловался в редакцию на то, что газету не принесли: ее получили все подписчики, даже те, к кому Кинтри должен заехать уже после лодочной станции на Потомаке. После гибели мальчика газеты непостижимым образом были доставлены остальным адресатам.

И второе. Это уже касалось старушки. Киндерман отдал приказ самым тщательным образом исследовать ее волосы и те несколько волосиков, которые были найдены в сжатом кулаке погибшего мальчика.

Волосы оказались идентичными.

Глава третья

«Заметив его в окне, она вскрикнула и бросилась бежать. Раскрыв объятия, она рванулась к нему, ее юное личико сияло от радости. „Любовь всей моей жизни!“ – восторженно воскликнула она. И через мгновение он уже обнимал само солнце».

– Доброе утро, доктор. Вам, как обычно? Амфортас не слышал бакалейщика. Все его мысли обитали сейчас в сердце.

– Как обычно, доктор?

И тогда он вернулся к действительности. Он находился в маленькой бакалейной лавчонке неподалеку от Джорджтаунского университета. Он огляделся. Кроме него в лавке не было ни единого посетителя. Чарли Прайс, старенький бакалейщик за прилавком, озабоченно разглядывал Амфортаса.

– Да, Чарли, то же самое, – рассеянно согласился тот. Голос его прозвучал печально. Амфортас заметил Люси, дочь бакалейщика. Она примостилась на стуле у окна.

– Одну булочку для доктора, – пробормотал Прайс и нагнулся к застекленным ящикам, где были разложены свежие пончики и всякие плюшки. Он извлек глазированную булочку с начинкой из корицы, изюма и Дробленого ореха Выпрямившись, он завернул ее сначала в вощеную бумагу и затем, сунув в пакетик, положил на прилавок. – И один черный кофе, – добавил бакалейщик и направился к кофеварке, рядом с которой громоздились целые башни пластиковых стаканчиков.

"Целый день катались они на велосипедах, но вот неожиданно он вырвался вперед и скрылся за поворотом, где она не могла уже его видеть. Он резко затормозил и, соскочив с велосипеда, быстро нарвал букет алых маков, растущих в изобилии прямо у обочины. Маки напоминали ему крошечных ангелочков, прославляющих Господа. И когда она показалась из-за поворота, он уже ждал ее. Он застыл посредине дороги и протягивал ей ослепительный букет. Она притормозила, изумленно глядя на цветы. Слезы заструились по ее щекам. «Я люблю тебя, Винсент».

– Вы опять провели всю ночь в лаборатории, доктор?

Пакет с булочкой и кофе в пластиковом стаканчике с крышкой ждали его на прилавке. Амфортас перевел взгляд на бакалейщика.

– Нет, не всю ночь. Несколько часов. Прайс взглянул на его изможденное лицо, на его ласковые, темно-карие, как лесная чаща, глаза. Какая-то тайна застыла в этом взгляде. Нет, не горе, нет. Что-то другое.

– Вы уж так не переутомляйтесь, – посочувствовал бакалейщик. – Вы выглядите уж больно усталым.

Амфортас кивнул. Порывшись в кармане темно-синего джемпера, надетого поверх больничного халата, он извлек оттуда доллар и протянул его бакалейщику.

– Спасибо, Чарли.

– Помните, что я вам сказал.

– Я запомню.

Амфортас прихватил пакет с булочкой, и через мгновение над входной дверью нежно звякнул колокольчик. Доктор очутился на улице. Высокий и стройный, слегка сутулившийся Амфортас постоял некоторое время на пороге, задумчиво опустив голову и прижав к груди пакет. Бакалейщик подошел к дочери, и они принялись вдвоем разглядывать доктора.