Легион

– Погодите. Я вам кое-что о них расскажу. Вон там, например, видите? Очень интересный пациент, – шепнул Темпл, указывая на одного из мужчин, внимательно следящих за происходящим на экране. На голове у больного была бейсбольная кепка. – Он страдает кастрофренией, – пояснил Темпл. – Считает, что враги высасывают у него из головы мысли. Не знаю. Может, в этом и на самом деле что-то есть. А вон там, позади него, стоит Лэнг. Когда-то он считался неплохим химиком, но внезапно начал слышать голоса на чистых магнитофонных лентах. Это были голоса умерших. Они отвечали ему на любые вопросы. В свое время он где-то раздобыл книгу, вот с этого-то всё и началось.

«Почему мне это кажется таким знакомым?» – удивился вдруг Киндерман. Ему стало не по себе.

– Ну, а потом он стал слышать голоса и в ванной, когда принимал душ, – продолжал Темпл. – И в звуках любой текущей воды. Например, в струе из-под водопроводного крана. Или в шелесте океанского прибоя. Дальше – еще хлеще. Голоса раздавались в шорохе листвы. И, наконец, они проникли в его сон. Несчастный никуда не мог от них деться. А сейчас он утверждает, что телевизор лишь чуть-чуть заглушает их.

– И из-за этих голосов он сошел с ума? – заинтересовался Киндерман.

– Нет, не так. Из-за того, что он сошел с ума, он и начал их слышать.

– Как щелчки в ухе?

– Нет, этот парень по-настоящему чокнутый. Уж вы мне поверьте. А вон, гляньте на ту даму в дурацкой шляпке. Местная красотка. Но у нее-то вроде дела понемногу идут на лад. Видите, вон та? – Он указал на пышную женщину средних лет, восседающую в кресле возле телевизора.

– Да, вижу, – подтвердил Киндерман.

– Ax, черт возьми, – удрученно буркнул Темпл. – Она меня заметила и уже прется сюда.

Женщина торопливым шагом приближалась к ним, оглушительно шаркая тапочками. Через пару секунд Киндерман уже разглядывал ее синюю фетровую шляпку, украшенную шоколадными плитками, которые она прикрепила к полям иголками.

– Не надо полотенец, – сообщила она Темплу.

– Не надо полотенец, – эхом отозвался психиатр.

Женщина круто развернулась и с гордым видом зашагала назад к телевизору.

– Дело в том, что раньше она припрятывала полотенца, – объяснил Темпл. – Воровала их у других больных и прятала. Но мне удалось ее вылечить. В течение первой недели она каждый день получала по семь полотенец дополнительно. Через неделю по двадцать штук ежедневно, а еще через неделю – уже по сорок. В результате у нее накопилось их столько, что в палате уже негде было повернуться, и вот, когда сестра принесла ей очередную порцию, наша красавица вдруг как закричит, да как примется метать из палаты полотенце за полотенцем. Теперь она видеть их не может. – Психиатр замолчал, наблюдая, как больная устраивается в кресле у телевизора, а затем добавил: – Думаю, что и с шоколадками нам удастся разобраться.

– Они у вас такие спокойные, – заметил Киндерман. Он огляделся. Больные, расположившиеся в креслах, либо глядели на экран, либо безразлично уставились в одну точку.

– Да, совсем как растения, – подхватил Темпл. Он многозначительно постучал пальцем по голове. – Никого нет дома. Разумеется, лекарства здесь не помогают.

– Лекарства?

– Да, таблетки, которые им обычно назначают. Торазин. Они получают его каждый день. Но толку мало.

– Скажите, а тележку с лекарствами сюда тоже доставляют?

– Разумеется.

– А кроме таблеток на ней еще что-нибудь привозят?

Темпл удивленно взглянул на Киндермана:

– Разумеется. А что?

– Ничего, просто так. Психиатр пожал плечами.

– Особенно если тележка предназначена для палаты буйных.

– По-моему, именно там производят лечение шокотерапией?

– Сейчас ее почти не применяют.

– Почти?

– Ну, иногда, конечно, бывает, – спохватился Темпл. – Когда это крайне необходимо.

– Скажите, а в этих палатах среди пациентов есть врачи?

– Забавный вопрос, – улыбнулся Темпл.

– Считайте, это мое слабое место, – начал оправдываться Киндерман. – Если мне в голову приходит какая-нибудь ерунда, я должен сразу же высказать ее вслух.

Казалось, эти слова несколько озадачили Темпла, но он очень быстро пришел в себя и махнул рукой в сторону одного из больных – худощавого пожилого мужчины. Тот сидел у окна, тупо уставившись на улицу. Солнечные лучи попадали на него и разделяли сутулую фигуру на полосы света и тени. Лицо его абсолютно ничего не выражало.

– В пятидесятые годы он служил в Корее военным врачом, – поведал Темпл. – И там потерял гениталии. За тридцать лет он не произнес ни слова.

Киндерман кивнул. Потом повернулся в ту сторону, где располагалась стойка дежурной медсестры. Как раз в этот момент та что-то записывала в журнал. Рядом с ней, облокотившись о стойку, стоял крепкий чернокожий санитар и безразлично рассматривал больных.

– Разве у вас здесь только одна сестра? – поинтересовался Киндерман.