Легион

— Моника, я не знаю, что я могу сделать такого, чего не могут ваши инженеры. Давайте просто признаем факт, что со смертью Разона его технология утеряна. Если только его работа не была мистификацией. Честно говоря, я все более склоняюсь к мысли, что это именно тот случай. Разона пытали так усердно, что простой ученый не смог бы вынести подобного и не выдать террористам все, что они хотели. Он ничего им не открыл, потому что просто не мог. Потому что все это было обманом.

Она вздохнула и встала:

— Вы отказываетесь от могущества, мистер Лидс.

— Моя дорогая, — ответил я, тоже поднимаясь. — вам ли не знать, что я им уже обладал. И променял его на заурядность и немного здравого смысла.

— Думаю, вам следует вернуть свое могущество, — ответила она. — Потому что я не уверена, что нахожу в вас упомянутые качества, — она достала что-то из кармана и бросила на стол. Большой конверт.

— И что это? — спросил я, принимая его.

— В камере мы обнаружили пленку, — сообщила она в ответ. — Восстановить удалось только один кадр.

Я на мгновение замер, затем вынул фотографию из конверта. Черно-белая, как и остальные. На ней бородатый человек в хитоне сидел на чем-то, чего не было видно. Лицо его было поразительно. Не сам его облик, а то, что он смотрел прямо в объектив. В объектив камеры, которой там не должно было быть еще две тысячи лет.

— Мы считаем, что на фотографии Вход Господень в Иерусалим, — продолжила она. — По крайней мере, на заднем плане что-то похожее на Золотые Врата. Точнее сказать сложно.

— Боже мой, — прошептала Айви, подходя ко мне.

Эти глаза… Я всматривался в снимок. Эти глаза!

— Эй, я думал, мы не поминаем имя Господа всуе, — окликнул Айви Джей Си.

— Я и не поминаю, — промолвила она, благоговейно прикасаясь к фотографии. — Я просто констатирую факт. На фотографии — Он!

— Этот снимок, к сожалению, совершенно бесполезен, — сказала Моника. — Нет никакого способа доказать кто на фотографии. Даже если бы нам это удалось, это никоим образом не может ни доказать, ни разоблачить христианство. Фотография сделана до того, как Его убили. Из всех снимков, которые сделал Разон… — она покачала головой.

— Это не меняет моего мнение, — ответил я, пряча фотографию обратно в конверт.

— Я и не думала, что изменит, — проговорила Моника. — Считайте это платой.

— Я не так много сделал.

— Как и мы для вас, — промолвила она, выходя из комнаты. — Доброго вам вечера, мистер Лидс.

Я погладил конверт, слушая, как Уилсон провожает Монику и закрывает дверь. Оставив Айви и Джей Си спорить, кто из них что поминает всуе, я направился к главному входу и поднялся по лестнице. Я брел по ней, держась за перила, пока не добрался до верхнего этажа.

Мой кабинет располагался в конце коридора. Разгоняя ночные тени, на столе горела одинокая лампа. Я подошел к столу и сел. Рядом, на одном из еще двух стульев, сидел Тобиас.

Я взял книгу — последнюю оставшуюся от большой стопки, — и начал листать. На стене передо мной висела фотография Сандры, та, где она на вокзале.

— Они догадались? — спросил Тобиас.

— Нет, — сказал я. — А ты?

— Камеры никогда не существовало, не так ли?

Я улыбнулся, переворачивая страницу:

— Я осмотрел его карманы сразу, как только он умер. Что-то укололо мне пальцы. Осколки стекла.

Тобиас нахмурился. Затем, после минутного раздумья, улыбнулся:

— Разбитые лампочки.

Я кивнул:

— Дело было не в камере, дело было во вспышке. Когда Разон делал фотографии церкви, он использовал вспышку даже на улице при солнечном свете. Даже когда предмет был хорошо освещен, даже когда пытался снять момент, который происходил днем, например, явление Иисуса из гроба после воскрешения. Это ошибка, которую не допустит хороший фотограф. А он был хорошим фотографом, судя по снимкам, висевшим в его квартире. У него был верный глаз на освещение.

Я перевернул страницу, затем полез в карман и, кое-что вынув оттуда, положил на стол. Съемная вспышка, которую я отвинтил от камеры перед взрывом.

— Не уверен, в механизме вспышки дело или в самой лампе, но я знаю, что, когда он хотел, чтобы камера не работала, он менял в ней лампу.

— Превосходно, — сказал Тобиас.

— Посмотрим, — сказал я. — Эта вспышка не работает, я пробовал. Не знаю, что с ней. Ты не знаешь, почему камеры могли продолжать некоторое время работать у людей Моники? Думаю, многие вспышки, как, например, эта, используют одновременно несколько ламп. Подозреваю, что только одна из них создает при съемке такой эффект времени. Специальные лампы перегорают быстро, может быть, после десяти вспышек.

Я перевернул несколько страниц.

— Ты меняешься, Стивен, — произнес наконец Тобиас. — Ты заметил это без Айви. Вообще без кого-либо из нас. Сколько еще времени пройдет, прежде чем ты перестанешь в нас нуждаться?

— Надеюсь, это не произойдет никогда, — ответил я. — Не хочу быть таким человеком.

— И все-таки ты ее ищешь.

— Все-таки ищу, — вздохнул я.

И приблизился еще на один шаг. Я узнал, на каком поезде она уехала. Билет выглядывал из кармана ее плаща. Мне с трудом удалось разобрать номер.