Легион «белой смерти»

Первым сорокаминутную вступительную речь произнес прокурор Томпкинс, худощавый темноволосый мужчина 44 лет. Особый акцент он сделал на том, что советский разведчик поступил «исключительно дерзко», устроившись как раз напротив здания федерального суда — штаб-квартиры всех органов, обеспечивающих соблюдение законности в Бруклине и Лонг-Айленде. По соседству находился и местный полицейский участок. Сейчас можно, конечно, спорить, правильно или неправильно поступил Абель, выбрав себе такое соседство, но факт остается фактом — четыре года он благополучно и спокойно работал под сенью бруклинской полиции и «всех органов, обеспечивающих соблюдение законности» в этом округе. Все окружающие видели в нем только скромного художника и не подозревали, что на самом деле он совсем не тот, за кого себя выдает. И только прямое предательство одного из соучастников привело его на скамью подсудимых.

Далее Томпкинс изложил содержание обвинительного акта, обещая подтвердить его прямыми и косвенными доказательствами, не преминув подчеркнуть особое значение этого дела для национальной безопасности США.

Затем с двадцатиминутной вступительной речью выступил Донован. Он стремился внушить присяжным, что при высказывании ими мнения о виновности подсудимого они не должны руководствоваться своим отношением к СССР или к коммунизму, а обязаны только ответить на вопрос, доказана ли его виновность в совершении предъявленных ему конкретных преступлений [7]Касаясь Хэйханена, Донован отметил, что этот свидетель совершил те же деяния, что и подсудимый, однако пока еще ни за одно из них не привлечен к уголовной ответственности. Ему так же, как и Абелю, грозит смертная казнь, и единственная его надежда на снисхождение заключается в том, чтобы придать как можно больше важности той информации, которую он, по его словам, хочет передать правительству США. Он призвал присяжных постоянно помнить, что от того, как они будут выполнять свои обязанности, может зависеть жизнь человека.

Абель, отказавшийся заранее от дачи показаний, сидел позади своих защитников очень спокойно. Он был сосредоточен и внимательно следил за всем происходящим, время от времени делая заметки и зарисовки. «Репортеры и все остальные, — замечает Донован, — кто день за днем сидел в зале, наблюдая за тем, как Абель делает заметки, что-то рисует и непринужденно разговаривает со своим защитником во время перерывов, были уверены, что он холодный человек, бесстрастный наблюдатель, не заинтересованный в исходе процесса.

Они не могли бы впасть в большую ошибку. Только железная самодисциплина позволяла ему сидеть молча и спокойно, не показывая ни единого признака того, что он переживал физическую и эмоциональную пытку. Никто из нас не знал и того, что физически он был не очень здоровым человеком. У него была язва желудка, на которую он ни разу не пожаловался».

Но вот судья вызвал главного свидетеля обвинения. Через день в задней части зала суда появился дородный субъект. Он был тучен и багроволиц. Пиджак туго обтягивал его толстый живот. Было очевидно, что он едва владеет собой. Руки его тряслись, лицо покрылось испариной, взгляд устремлен в пол. Присутствующие в зале смотрели на него с явным разочарованием. Главный свидетель обвинения, вопреки их ожиданиям, производил жалкое впечатление.

Абель ни единым жестом не выдал своего внутреннего волнения при появлении Хэйханена. Лишь самое пристальное наблюдение могло бы зафиксировать, что лицо его посуровело, а в глубоко посаженных серых глазах, устремленных на предателя, появился стальной блеск.

Хэйханен говорил невнятно, часто сбивался, путался, лексика его вызывала раздражение у слушателей. Прокурор Томпкинс старался задавать наводящие вопросы. Протесты Донована повисали в воздухе. Судья Байерс неизменно отклонял их, заявляя, что не видит в наводящих вопросах ничего «вредного», так как они «экономят время».

Рассказывая о технике разведки и о различных фактах, подтверждающих принадлежность Абеля к советской разведывательной службе, Хэйханен, однако, не смог сказать ничего конкретного ни о передаче СССР информации, касающейся вопросов атомной энергии и военного потенциала США, ни о сборе такой информации. Его утверждения были расплывчаты и не подкреплялись твердо установленными данными — датами, указанием времени, точного местонахождения и конкретных лиц, пишет Донован. Показания Хэйханена в лучшем случае подтверждали только пункт третий обвинительного акта (пребывание на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации), грозивший максимально пятью годами тюремного заключения.

Хэйханен покинул место свидетеля, ответив на 220 вопросов. Он ушел как побитый, с низко опущенной головой, красный и потный. (Сделав свое подлое дело, в дальнейшем он оказался никому не нужным. Спустя четыре года он погиб в автомобильной катастрофе на Пенсильванском шоссе.)