Роджерс протянул мне белый картонный прямоугольничек. Название фирмы, выпускающей всемирно известные компьютеры и прекрасную бытовую электронную технику, вызывало почтение. Но где были гарантии того, что ЦРУ не использует эту фирму в качестве прикрытия своей деятельности?
Я с ухмылкой вернул визитку Роджерсу.
— Догадываюсь, о чем вы подумали, — сказал он. — И все-таки приглашаю вас на ужин. Вы себе представить не можете, какой приятный сюрприз я намерен преподнести вам. Поставьте своих в известность о том, где будете, и поднимайтесь в мой номер.
— Может быть, нам лучше пойти в ресторан? — заколебался я.
— А в таком случае не будет сюрприза. Да вы не бойтесь! Роджерс не станет компрометировать доброе имя солидной фирмы какими-либо противоправными действиями.
— Черт с вами! — согласился я. — Водка и икра мои, остальное ваше.
Он захохотал.
— О’кей! Узнаю прежнего Арнольдо, решительного и гордого. Итак, буду ждать.
Я вошел в Роджерсовы хоромы вслед за боем, толкавшим перед собой тележку с ужином. Стол был накрыт в течение минуты. Роджерс наполнил бокалы из моей бутылки и, напустив на себя серьезность, произнес:
— Давайте уговоримся: ни слова о работе и политике. Будем предаваться воспоминаниям.
— Согласен, хотя и не уверен, что уговор удастся соблюсти.
— Попробуем, по крайней мере. Предлагаю тост: выпьем за то, что оба остались живы!
— Принимается!
Мы выпили и зажгли сигареты, после чего Роджерс спросил:
— Скажите, Арнольдо, отчего вы тогда не бросили в мою рюмку второй таблетки?
— Сам не знаю. Много раз задавал себе этот вопрос и не мог на него ответить. То ли тут сыграли какую-то роль остатки интеллигентности, не позволившие мне отправить врага на тот свет таким подлым способом, то ли на мои действия повлиял факт вашего участия в войне с Гитлером. Не знаю. Считаю, что я проявил непростительное малодушие. Ведь вы по всем статьям заслуживали двух таблеток.
— Ну да! Роджерс — убийца. У Роджерса руки в крови. А у вас они разве в сметане?.. Хочу сообщить вам, что долг свой я вернул. Вы оставили мне мою жизнь, я сохранил вам вашу.
— О чем вы говорите?
— Давайте вспомним: сентябрь семьдесят девятого года. Кимпала.
Кимпала! Этот поганый городишко на краю азиатского мира едва не стал местом моего последнего успокоения. Тамошние экстремисты, не то правые, не то левые, взяли меня заложником вместе с несколькими американцами и европейцами. Бандиты надеялись обменять нас на своих единомышленников, попавших в руки правительственной полиции. Однако, несмотря на интенсивную посредническую деятельность иностранных дипломатических миссий, местные власти не торопились с обменом. Более недели мы провели под охраной в хижине, спрятанной среди непролазных бамбуковых зарослей. В конце концов террористы объявили, что нас решено расстрелять. Я стоял на краю своей свежевырытой могилы, жадно затягиваясь дымом сигареты, которая дотлевала с катастрофической быстротой, и злился на то, что жизнь моя обрывается так неожиданно и так нелепо. К счастью, драма обернулась фарсом. Голландский дипломат, прибывший в последнюю минуту к месту казни, выменял нас у аборигенов на шесть ящиков шоколадного ликера фирмы «Bols».
— Когда передо мной положили копии паспортов заложников, переданные по фототелеграфу, я сразу узнал вас, — донесся до меня голос Роджерса. — Узнал и решил молчать.
Я поднял голову.
— Еще бы! Ведь вы безоговорочно похоронили меня в Аурике, мистер Роджерс! Вам ни к чему было шуметь.
— Ах, Арнольдо, вы верите в рай на Земле, но не верите в то, что к противнику можно испытывать не только уважение, но даже чувство, напоминающее симпатию. Я просто должен был дать тому голландцу, который являлся нашим агентом, команду, чтобы он прихватил с собой одним ящиком ликера меньше. Никто не стал бы вступаться за вас — бродягу с фальшивыми документами и краденой биографией. Я не злой человек от природы. Жестокими и циничными нас делают обстоятельства. Искренне сожалею о том, что вы не можете быть моим гостем в Филадельфии, а я — вашим в Москве. С удовольствием сыграл бы с вами партию в шахматы.
— Что ж, мистер Роджерс, давайте выпьем за добрые отношения между нашими правнуками.
— Давайте! Один вопрос, Арнольдо. Во мне говорит профессиональное любопытство. Куда вы улетели после того, как перешли границу Аурики?
— В Дели.
— Браво! Я так и думал. Вы всегда любили алогизмы! А Рохес-то искал вас в самолетах гаванских и европейских рейсов. Скажите еще: где вы спрятали Исабель?
— В надежном месте. Думаю, что через пару месяцев и она благополучно покинула Аурику. Во всяком случае, я дал ей такое указание.
Роджерс захихикал.
— Исабель ослушалась вас, Арнольдо. Она ушла к партизанам и через три года вместе с ними вернулась в Ла Палому. Вы действительно ничего не знаете о ее дальнейшей судьбе?
— Ничего не знаю. Это правда.
— Как?! И вам не известно имя Изабеллы Корро?
— Имя известно. Но ни одного фильма с ее участием я пока не видел. Стоп!!! Корро — фамилия матери Исабель! Неужели мисс Мортон и Изабелла Корро — одно и то же лицо?!