Легион Грома

— Так это все, значит, богатство?

— Можно сказать и так. — Она вышла из цепочки с упаковкой, которую только что поймала. — Я покажу тебе.

Страйк тоже вышел из цепочки. Цепочка сомкнулась: в орках, готовых помочь с разгрузкой, недостатка не было.

Женщина поставила упакованный ящик на палубу. Страйк опустился на колени рядом. С помощью ножа женщина поддела крышку и открыла ящик. Он был доверху полон красноватым, похожим на пудру материалом, который напоминал сушеные листья. По выражению Страйкова лица женщина поняла, что груз ему не знаком.

— Куркума, — объяснила она. — Специя, улучшающая вкус пищи.

— Она обладает какой-то ценностью?

— Если мы хотим, чтобы у пищи был хороший вкус, то обладает! В этом ее ценность, во вкусе. Богатство бывает не только в форме монет или драгоценностей. Это как твой меч — это не деньги и не драгоценности, и все же он ценен.

— Мой меч? — его рука непроизвольно потянулась к рукоятке. — Хорошее лезвие, но ничего особенного.

— Сам по себе он, может, и не представляет собой что-то особенное. Но в умелых руках, в руках прирожденного воина, он становится чем-то гораздо большим.

— Понимаю. Правда, понимаю.

— Так же и с орками. И со всеми живыми существами.

Его лицо сморщилось.

— Нет, я не так.. .

— Они как лезвия. Острые или тупые. Теперь пришла его очередь смеяться.

— И тем не менее все по-своему ценны, — подчеркнула женщина.

— И мои враги?

— Это правильно, чтобы у орка были враги. Даже если они меняются и сегодняшний враг превращается в завтрашнего друга.

— Со мной такого не бывает, — суховато отвечал он. — И не будет.

— Бывает или не бывает, но даже смертельные враги обладают своей ценностью.

— Как это?

— Потому что можно уважать — то есть ценить — их воинское мастерство, их решимость. Их мужество, если оно у них есть. И не в последнюю очередь они драгоценны тем, что орк может с ними сразиться. Нам нужен противник. Это у нас в крови.

— Никогда не думал об этом в подобном смысле.

— Но хотя мы и сражаемся, это вовсе не значит, что мы непременно должны ненавидеть.

Это в голове у Страйка совсем уже не укладывалось. Хотя он задумался.

— Но больше всего мы должны ценить тех, — добавила она, — кто нам ближе всех.

— В твоих устах все кажется таким.. . простым.

— Так ведь такое оно и есть, мой друг.

— Может, и так — здесь. Там, откуда я пришел, все против нас, и надо много чего преодолевать.

Ее лицо приняло торжественное выражение.

— Тогда будь лезвием, Страйк. Будь лезвием.

Он проснулся с бешено бьющимся сердцем, дыша так часто, что почти задыхался.