Легион «Идель-Урал»

Отвечая на поставленный вопрос и анализируя деятельность национальных представительств в Германии в годы Второй мировой войны, П. фон цур Мюлен выделяет два момента:

Во-первых, они «в силу их положения являлись не более чем вспомогательными органами немецких учреждений», они получали от немецкой стороны средства для финансирования своих сотрудников, для издания газет и журналов, проведения пропаганды, работы в легионах. «Легионы и национальные представительства получали квартиры и одежду, разрешения на пребывание и командировочные деньги, униформу и оружие от вермахта, СС и Восточного министерства; от них они были зависимы, и только с их позволения они могли работать».

Во-вторых, однако, было бы не совсем точно представлять представительства как «абсолютно безвластные инструменты немецких инстанций». «Хотя они не имели собственных средств влияния на политическую ситуацию, но все же пытались блокировать или придерживать решения немецких учреждений. Возможности для того заключались в самой тоталитарной системе, которая порождала достаточно оснований для конфликтов из-за нечеткого регулирования компетенций между соперничающими инстанциями. (…) И когда в таких случаях возникал вакуум власти, то национальные представительства могли проявлять свое влияние»[487]. Здесь вполне уместно вспомнить противоречия и откровенное соперничество между Восточным министерством, СС, МИД, о котором уже неоднократно упоминалось выше и которое сказывалось и в военной, и в политической, и в организационной сферах.

С подобным мнением о двоякой природе деятельности национальных комитетов вполне можно согласиться: если в широком плане, во влиянии на политическую и военную ситуацию, в особенности в условиях приближающегося краха Германии, они безусловно были полностью беспомощными и зависимыми, то в определенной сфере, например в решении некоторых своих внутренних вопросов, компетенции представительств становились вполне зримыми.

И еще об одном следует здесь упомянуть. Хотя национальные представительства — комитеты и были созданы с позволения гитлеровцев, под крылом Восточного министерства, находились под жестким контролем официальных структур Третьего рейха, постоянно декларировали свою верность Германии и Гитлеру, которые пришли «на помощь» национальным устремлениям народов СССР, именовать эти учреждения национал-социалистическими было бы некорректно. Коллаборационисты, за редким исключением, нацистами не являлись (исключение могут составлять, например, армянин Сурен Бегзадян Пайкар или грузин Александр Никурадзе, сами именовавшие себя национал-социалистами). Хотя национальные лидеры постоянно пели дифирамбы Гитлеру, Германии, идеям национал-социализма, они видели в них сильного союзника, который может помочь национальным антисоветским движениям в осуществлении их политических целей. Полному их «единению» мешали вполне серьезные причины: во-первых, расистские установки национал-социалистической теории и представления о «недочеловеках» никто не отменял; во-вторых, могущественный «союзник» не желал давать никаких ясных обещаний относительно будущей государственной независимости тюрко-мусульманских народов СССР, что, безусловно, разочаровало национальных лидеров.

Муса Джалиль

Большинство тех лиц, которые входили в состав национальных комитетов, не могли не понимать сложившейся ситуации. Поскольку по своей политической природе они все же друг от друга отличались, иногда очень значительно, соответственно этому они и проводили свою деятельность. Определенная часть, придерживаясь антифашистских идей, встала на подпольный путь борьбы с гитлеровским режимом с целью разрушения национального движения в Германии изнутри, разложения национальных военных формирований восточных народов (самый яркий пример — деятельность группы Мусы Джалиля). Другие, прежде всего довоенные эмигранты, стремились к максимально возможному расширению своих полномочий, превратив политическую деятельность исключительно в борьбу за власть. Здесь уместен пример туркестанского лидера Вели Каюм-хана, который в среде среднеазиатских народов добился фактически настоящего культа личности и полновластия. Этого, собственно, явно желал и татарский «вождь» Шафи Алмас, но достичь поставленной цели не сумел. Третьи, представлявшие бывших военнопленных и перебежчиков, в какой-то степени общим положением дел были удовлетворены и хотели лишь сохранения своего статуса и благоприятного материального положения, не заглядывая слишком далеко в будущее. Четвертые, настроенные наиболее националистически, любыми средствами пытались усилить национальный, идеологический фактор в деятельности представительств, поднять их на более высокий уровень и, получив полную свободу действий, развернуть национально-освободительную, гражданскую войну, борьбу за восстановление или создание национальной государственности, что на поверку все-таки оказалось полной утопией.

Волго-уральские легионеры в Инзельхофе