Огонь охватил всю улицу, поглотив темного типа. Брат Карвер спрыгнул с крыши на безопасном расстоянии от огненной стены и посмотрел на нее, жалея о потере отличной зажигалки. Но тут среди языков пламени обозначилось какое-то движение, клирик отступил, шепча молитвы, хотя за ним особенной набожности не водилось, а тем временем из огненной стены выступил тип в черном. Совершенно неповрежденная одежда на нем словно жила собственной жизнью - она плясала от жара, поднятого энеанским огнем, как и длинные волосы цвета платины, равно не пострадавшие от этого жара.
- Ты потратил столько усилий и ценных веществ, - равнодушно произнес он. - И все ведь зря. Последний раз говорю тебе, клирик, не становись на моем пути. Следующая наша встреча станет последней для тебя. - И он прошел мимо остолбеневшего брата Карвера и зашагал дальше по улице, как много позже понял Преступающий законы - к собору святого Себастьяна.
Крылатые опустили меня у самого собора и улетели. Я весьма удивился их поведению, но бдительности не потерял. Твари даже не удосужились отобрать у меня меч, так что, в случае чего, я сумею за себя постоять.
- Меня ты уже в расчет не принимаешь? - ехидно осведомился Танатос из Хаоса. - Мог бы и призвать меня, когда измененные на вас налетели.
- Как-то не додумался, - пожал я плечами, - слишком все быстро произошло.
- Не лги хоть сам себе, - возмущенно бросил он, - после смерти Шейлы ты сам не свой. Теряешь сноровку. Былой Зиг Весельчак все и всегда делал вовремя.
- Не начинай этот разговор. Сейчас не время и не место.
- Это верно, Зиг.
Голос этот я узнал бы из тысячи. Он принадлежал Виктору Делакруа. Мой бывший друг шагал по улице - и создавалось такое впечатление, что за его спиной вставало солнце. Ибо чем ближе он подходил к собору, тем светлее становилось вокруг. Я уже различал цвет неба и серость туч, проливавших нам на головы тугие струи ливня.
Он сильно изменился с нашей последней встречи. Волосы не то поседели не то просто выцвели. Лицо скрывала маска. Пристрастия в одежде у него сильно изменились с тех пор. Раньше он носил все больше белое, разбавленное синим - его любимым цветом, теперь же Делакруа был облачен в черное с синим, как и прежде, кантом.
Ливень хлестал. Мы стояли друг напротив друга. Делакруа поднял узкую ладонь к лицу и снял маску. Глаза. Это первое, что я увидел, вернее, они приковали мой взгляд. Обведенный сизыми кругами, запавшие и удивительно равнодушные, от этой почти не мирской отрешенности даже в дрожь бросало. В остальном же изменился адрандец мало, лишь некогда чувственные алые губы выцвели, превратившись тонкую бескровную линию, отчего он стал напоминать вампира.
Памятуя об упреках Танатоса, я воззвал к нему - и он явился через мгновение. Однако тут же замер, молнии некогда уничтожавшие все вокруг него, теперь жгли его самого. Хаосит словно истаивал, развеивался под упругими струями. В мозг ворвался его дикий крик боли, невыразимого никакими словами страдания. Гнев Легата, не желавшего умирать, поддаваясь неведомой силе, ворвался в мою душу - и я рванулся к Делакруа.
Он легко, даже как-то небрежно парировал все мои порывистые молниеносные атаки, держа меч в одной руке, хоть он и был рассчитан на две, как и любой, сработанный в кузнице Легиона. И вот мы снова замерли лицом к лицу на расстоянии всего в пару дюймов. Дыхание вырывалось изо ртов облачками пара, мешая разглядеть визави.
- Это и все, что осталось от легендарной мощи Легиона.
Делакруа толкнул меня вроде бы и не сильно, но я отлетел к стене собора, плюхнувшись прямо на мостовую и уставившись на удивительно чистые сапоги Делакруа. И вот...
Дождь стекает по камням собора. Я сижу прямо на мостовой, глядя удивительно чистые сапоги Делакруа. И это зрелище отчего-то поглощает меня всего. Танатос мертв, разбит невероятной силой моего бывшего друга - и мной овладела апатия, как и всегда когда гибнет Легионер, а уж если это Легат, с которым успел практически сродниться и который был едва ли не единственным верным товарищем после смерти Шейлы...
Шейла лежит на руках Делакруа, чудовищный разрез пятнает алым ее белое платье. Виктор поднимает глаза, они так и горят ненавистью ко мне. Но слова Шейлы развеивают ее, по крайней мере, мне тогда так показалось.
- Спасибо тебе, Зиг. - Голос у нее тонкий, словно лучший цинохайский шелк. - Я пришла чтобы спасти тебя, но это ты спас меня... - И она умерла.
Делакруа опускает ее остывающее тело на пол и встает. Во взгляде его больше нет ни злобы, ни ненависти - он пуст. Адрандец так ничего и не сказал мне перед тем как уйти. Мне тогда казалось, что навсегда.
***
- Мечтаешь о прощении, Шейлы, - сказал Делакруа, клинок его меча на два пальца вошел в стену за моей спиной. - Так тебе его не видать! Я мог бы прикончить тебя прямо сейчас, без своего Танатоса ты, Зиг, - ничто. Именно поэтому я не стану делать этого, ибо смерть стала бы для тебя милосердием, а его тебе даровать не собираюсь. Мы еще встретимся, Зиг, и я отберу у тебя самое дорогое, как ты когда-то отобрал у меня.
А дождь все лил и лил...