Легион. Книги 1-9

Холм Леха закрывал своим плечом, и его Федор не видел. В этот момент раздалась команда, которую финикийцы уже однозначно понимали как «подъем». Чайка, любознательный от природы, давно прислушивался к языку сапотеков, чтобы научиться их хоть немного понимать. Но сапотеки были молчаливы, а по тем редким словам, что вылетали из их ртов, довольно трудно было научиться говорить. И все же пару слов на наречии сапотеков Федор со товарищи уже усвоили. Это были команды «подъем» и «отбой».

— Сейчас через деревню поведут, — словно прочитав мысли друга, сказал Ларин, нехотя начиная подниматься, — успеешь налюбоваться местным бытом.

До холмов у реки они шли, а точнее плелись, еще примерно час. Преодолев речку по прочному каменному мосту, выглядевшему не таким ажурным, как мост в катакомбах, пленники ступили в ту часть долины, где начинались обширные посевы. Они расползались по полям и даже поднимались террасами по холмам.

Сразу за мостом их ждал перекресток. От главной дороги в сторону, теряясь в зарослях маиса, отходило несколько мелких, проселочных дорог, не выложенных обработанными плитами из камня. Впрочем, финикийцы и отряд охранения по-прежнему передвигались по каменной дороге.

— Похоже, нас по основной магистрали ведут, — заметил на это Ларин, нервно хохотнув, — значит, в главный город. Видать, важные мы с тобой пленники, командир. Особенно ты, гроза ягуаров.

Услышав эту шутку, Чайка невольно вздрогнул. Быть грозой ягуаров в местах, где этих ягуаров почитают за неприкасаемое божество, ему совсем не хотелось. Он вспомнил, как разозлился военачальник сапотеков, увидев на нем пятнистую шкуру, и представил, что с ним сделают старейшины, когда узнают об этом. Наверняка их казнь будет более изощренной, чем простой удар каменного меча, отрубающий голову. В этом Федор был почему-то уверен.

Пройдя еще с километр, они приблизились к посевам маиса и той самой деревушке, на которую указывал Леха еще на привале. Она расползлась по плоскому, лишенному растительности холму, который огибала дорога, и была довольно большой. Состояла эта деревня не столько из отдельных хижин, сколько из вытянутых строений, похожих на ветхие бараки. Никакой военной ценности она явно не представляла. Убогое жилище бесправной бедноты.

— Вот это уже похоже на крестьянский быт, — сплюнул на камни Чайка, скрипнув дорожной пылью на зубах, — а то я действительно стал верить, что даже маис здесь выращивают воины.

— Нет, командир, — поддержал разговор Леха, осторожно, чтобы не проткнуть себе барабанную перепонку сучком, кивнув в сторону деревни, — пашут здесь крестьяне, как и у нас. А здешним воинам пахать некогда, они нас стерегут.

Федор спорить не стал, а посмотрел внимательнее в сторону деревни, пока они проходили мимо. Там он увидел лишь несколько длинноволосых женщин, у которых голова была повязана платком наподобие тюрбана, а шею и тело закрывал кусок светлой материи. Трое из них несли кувшины с водой от ближайшего колодца в глубь деревни, ничуть не интересуясь процессией пленников под большой охраной, проходивших сквозь их деревню. Лишь одна столетняя сморщенная старуха сидела у своей хижины на убогом топчане и смотрела вслед финикийцам немигающим взглядом. Солнце светило ей прямо в лицо, но она даже не делала попытки прикрыть глаза. Федор решил, что она, вероятно, слепая и просто их не видит.

Все остальные жители деревни наверняка с самого рассвета разошлись по соседним полям, коих вокруг было великое множество. Справа и слева Чайка заметил множество фигур в набедренных повязках и платках на голове, которые мелькали в зарослях посевов, сверкая своими серпами. За ними следом тянулись просеки срезанных стеблей. Повсюду виднелись большие корзины, полные желтых початков. Однако никаких механизмов или лошадей, помогавших им в нелегком труде сбора урожая, Чайка не заметил. Время от времени кто-то из крестьян останавливался и разворачивался в сторону пленников, отчетливо видневшихся на дороге, провожая их взглядом.

— Смотрите, смотрите, — процедил сквозь зубы Федор, внезапно озлобившись, — для вас это наверняка привычное зрелище.

— Что ты там бормочешь, командир? — чуть обернулся Леха.

— Говорю, что по этой дороге регулярно гоняют караваны пленных или рабов, — нехотя пояснил Федор, — и местные уже привыкли к такой картине.

— Это верно, — согласился Леха, продолжая свой путь, — для них мы часть пейзажа. Впрочем, как и они для нас.

Дорога начала петлять между посевами, крестьяне-уборщики пропали из вида, и следующие пару часов пленники провели в зарослях маиса. Стебли местной кукурузы были такими длинными, почти вдвое превышавшими рост Федор и Лехи, а также любого из финикийцев, несмотря на то, что по сравнению с большинством местных индейцев они казались довольно высокими людьми. Заросли маиса занимали обширные территории, от холмов до реки, и там было легко затеряться даже десяткам таких людей, как посланцы далекого Карфагена, плененные местными жителями.