Легион обреченных

У нас ушло семь с половиной часов на то, чтобы преодолеть зону артобстрела в четыре километра шириной, и семь, чтобы вернуться с полными термосами. Там был горох со свининой.

Сами мы поели на полевой кухне. Мы ели, ели и ели, пока даже повара не стали качать головами. Порта сунул по куску горячего вареного мяса в оба кармана брюк, заметив, что надо подумать и об ужине. Термосы, когда мы надели их на спины, казались ужасно тяжелыми. Порта посадил Сталина в нашитый поверх шинели карман, и рыжий кот с привязанной к голове пилоткой сидел, выглядывая через край.

* * *

Мне пришлось сражаться и под землей. Русские стали подкладывать мины под наши позиции. Если приложить ухо к полу блиндажа, слышны были удары их кирок. Нам поставили задачу прокопаться туда, убить их минеров и подложить мины под позиции русских.

Мы залегли в минной галерее и слышали, как работают русские: тук, тук, тук.

Внезапно наступила тишина. Мы прислушались, все наши чувства были обострены до предела. Закончили они, и услышим мы вскоре приглушенный грохот, после которого земля обрушится на нас?

Мы прислушивались четверть часа, это долгий срок для ожидания в полном безмолвии звука, который все не раздается.

Мы прислушивались час.

Потом стук раздался снова. Это походило на продление жизни. За спиной у меня Старик глубоко вздохнул с облегчением.

Мы приготовились к бою.

Старик зашептал молодым и неопытным:

— Смотрите, ни в коем случае не бейте ножом между ребер, лезвие застревает. Наносите удар в шею или в живот, предпочтительно в пах под углом, и вытаскивайте лезвие с рывком вверх.

Мы осторожно двинулись по длинному туннелю, местами такому низкому, что приходилось ползти на брюхе. Свернув за угол, едва не наткнулись на четверых русских, они лежали метрах в трех, деловито работая кирками. Мы бесшумно подкрались к ним сзади и закололи. Вокруг в ходах сообщения лежали наши люди, поджидая русских саперов; те подползали, издавая крысиный запах. Старик, Порта, я и еще шесть человек поползли к концу туннеля, откуда увидели за работой группу из восьми Иванов. Мы все прижались к стене, и Порта окликнул их по-русски:

— Товарищи, быстрее, поднимаемся. Прибыла смена.

Русские удивленно воззрились в туннель, но нас не видели. Один из них спросил:

— Всем подниматься?

— Да. Побыстрее. Все остальные уже наверху. Ждут вас.

Когда они поравнялись с нами, мы их прикончили. Наши ножи сверкали в тусклом свете фонарей русских. Один из них ухитрился вогнать короткую кирку в живот нашему парню, тот начал кричать, и нам пришлось перерезать ему горло.

Они приготовили для нас много взрывчатки.

* * *

В один из тех дней мы похоронили Плутона. Голову найти не смогли, но все остальное было на месте.

* * *

Двадцать седьмому полку выпало оставаться в эвакуированном секторе сто двадцать километров длиной, чтобы замаскировать большое отступление. На этих позициях стояли сборные домики, и нам предстояло в течение ближайших суток топить печи, чтобы из труб шел дым. Нашей роте отвели двадцать километров; нас было двести человек. Мы получили строгий приказ не оставлять этих позиций ни при каких обстоятельствах, если только русские не ворвутся в наши траншеи.

Напротив нашего взвода из тридцати человек располагалось четыре с половиной тысячи сибирских стрелков, внушавших наибольший страх войск Красной армии[74].

Мы принялись за приготовления. Каждая дверь была соединена с миной, взрывавшейся едва дверь открывалась или закрывалась. Если кто-то брал невинного вида полено, чтобы сунуть в печь, взрывалась связка толовых шашек. Брошенная на краю траншеи доска была соединена с пятьюдесятью противотанковыми минами в ста метрах. Неприятно было готовить такие сюрпризы. Почему мы не махнули на это рукой? Возможно, потому, что и ставить мины, и не ставить их было одинаково бессмысленно.

День прошел спокойно. Очевидно, русские не обнаружили, что против них находится всего лишь горстка отчаявшихся, усталых людей. Наступившая ночь была не особенно приятной. Спать мы не решались. Сидели и смотрели в темноту. Ближайший товарищ находился в пятидесяти — ста метрах от тебя, и ты не знал, когда можно ждать, что к тебе подкрадется разведотряд — сибирский разведотряд! С такими мыслями я сидел в углу с грудой гранат наготове и двумя заряженными автоматами, вглядываясь и вглядываясь в темноту.

На рассвете русские начали подозревать, что на нашей стороне не все, как обычно. Мы выпустили в них несколько пуль, но они становились все более и более дерзкими, поднимали головы над бруствером и пытливо смотрели на нас. Я поспешил к Старику и взволнованно предложил:

— Может, уйти, пока не поздно? Пробудем мы здесь двадцать часов или двадцать четыре — от этого ничего не изменится.

Старик покачал головой.

— Свен, приказ есть приказ; и главное, на нас полагаются другие — те, что сейчас топают по снегу. Этим беднягам придется нелегко. Предоставим им возможность избежать окружения.

К нам подошел Порта и тоже стал недовольно ворчать, однако Старик лишь сказал, что мы можем уходить, если хотим, но он останется в крайнем случае один.