Легион обреченных

— О ТНК и не заикайтесь. Не знаю почему, но Каюм вас люто возненавидел. Впрочем, когда вернетесь с задания, я назло этому Наполеончику устрою вас в комитет. Тогда мне будет проще за вас похлопотать.

— Не слишком ли большая роскошь использовать меня в качестве обычного шпиона? Не думайте, я не трушу, но рейху не следует разбрасываться опытными кадрами...

— Когда вы встретите самолет и узнаете о задании, поймете, что послали вас не на обычное дело. Там будет нужен человек с ясной головой, как у вас. А Каракурт, с которым я передам вам задание, хоть и отчаянный, но взбалмошный. Вы станете для него сдерживающим, трезвым началом. Это приказ, и обсуждению он не подлежит! Отправка через час.

Таганов щелкнул каблуками и молча вышел из кабинета Фюрста, принявшегося насвистывать «Турецкий марш».

СТРЕЛА НЕ ВЫХОДИТ НА СВЯЗЬ

«Альбатрос[26] — Центру... Стрела неделю не подает вестей. К паукам пока внедриться не удалось. По сведениям Белки, вчера из Луккенвальде на восток ушли два эшелона с мотомеханизированными частями. С ними три группы из зондерлагеря. Возможно, отправили и Стрелу... Лукману о Стреле тоже ничего не известно. Ждите подтверждения в очередной сеанс».

Немецкий эшелон шел на восток. На платформах стояли покрытые брезентом танки, бронетранспортеры, мотоциклы и тягачи. В одном из классных вагонов разместилась группа «Джесмин». Там же ехали армейские офицеры.

Ашир Таганов равнодушно смотрел в окно, и никто не догадывался, что происходит у него на душе. Сорвалось выполнение главной задачи — проникнуть в комитет. Казалось, был почти у самой цели, и вдруг — такая неудача... Да, не смог пересилить себя на приеме у Каюма, и тот, видно, почуял это. А может, и Ахмедов двурушничал: Таганову говорил одно, президенту — другое. Хотя Ашир повода ему никакого не давал. Душа предателя — потемки.

Как ни досадно, но проклятый комитет остался теперь далеко, и до него ему, пожалуй, уже не дотянуться. Что это за новая группа, которую Фюрст надумал забросить в район Ясхана? Какая у нее цель? Восстание надумали поднять? Это же бред! А беды наделать могут. Как раньше не догадался? Ведь Фюрст давно интересовался Ясханом, а в зондерлагере секретно готовилась какая-то группа, состоявшая из туркестанцев. Можно было передать свои предположения Центру, а там уж сообразили бы, что к чему. Тоже мне аналитик! В кармане теперь шифровка о группе Каракурта, но как ее передашь? Думал, что эшелон на час-другой в Берлине остановится, а ему дали зеленую дорогу. Что предпринять? Сорвать переброску своей группы? Сказать легко — сорвать. Тогда надо вернуться обратно. Любой ценой!

А поезд, громыхая на стыках, несся по необозримым волнистым равнинам, среди лесов, тронутых багрянцем осени. Пролетали мимо сожженные полустанки, разоренные деревни, порушенные мосты, обугленные коробки зданий, черные печные трубы на месте изб. Вокруг лежала истерзанная, но не покоренная земля.

...Поздней ночью эшелон выгрузился в районе Винницы, вблизи блестевшей рядом реки. Где-то вдали бухала артиллерия, тявкали тяжелые минометы.

Так Таганов оказался на оккупированной фашистами советской земле. Подставил разгоряченное от беспокойных мыслей лицо навстречу свежему осеннему ветру, подувшему с Южного Буга.

И он заметил, что люди как-то оживились. Забыв на короткое время, что идет война, что не воинами-освободителями, а шпионами и диверсантами возвращались на родную сторону, норовили толкнуть друг друга, поваляться на пожелтевшей траве, припорошенной опавшими листьями. А может, это от того, что коснулись ногами родной земли, вдыхали ее запахи?

Яковлев и сопровождавший группу немец-инструктор Геллер покуривали в сторонке, о чем-то переговариваясь. Вскоре подъехала машина, группа погрузилась и добралась до деревни, примыкавшей к «ничейной земле». В классах полусгоревшей школы, где они разместились, их вооружили советским оружием, выдали шпионское снаряжение, вырядили в форму офицеров и сержантов Красной Армии.

Была уже глубокая ночь. Не спали все трое из группы, что находились с Аширом в одной комнате, не шел сон и к нему. Он все думал и сожалел, что, увлеченный мыслью внедриться в комитет, не очень-то приглядывался к людям, жившим с ним бок о бок. Кто они? Можно ли на них надеяться? Знал только, что почти вся группа чуралась его. Даже Бегматов как-то охладел в последнее время. Яковлев же приглядывался к нему и, казалось, не был с ним так строг, как с другими.