— Не бойся ты так, — в голосе девушки прозвучали нотки веселья. — От разрушенных печатей не умер еще ни один некромант. В моих руках, во всяком случае. Мне просто нужно найти их все, и мы сразу же закончим с этой неприятной процедурой. Ты можешь подсказать мне, где остальные, и я управлюсь куда быстрее.
Аелитт в ожидании посмотрела на Къярта.
— Не скажешь, да? И пусть. Так даже интереснее, — она окинула его взглядом, и ее губы расплылись в плотоядной улыбке. — Знаешь, ты далеко не первый некромант, который здесь оказался, и я обнаружила один примечательный момент, который, оказывается, объединяет многих из вас.
Аелитт опустилась перед ним на колени и положила руку на завязки штанов.
— Даже не знаю, какое удовольствие ставить печати на столь нежные места — это же должно быть больно. Но, представляешь, так делает каждый третий. Может, чтобы потешить свое эго? Правда, я до сих пор не знаю. Но факт остается фактом, так что я не могу не проверить.
Аелитт потянула за завязку, и Къярт подумал, что лучшего момента может и не представиться. Она была совсем близко, и раз ни ног ни рук у него не осталось, он ударил головой.
Лоб расколола боль, словно он с размаху ударился о ребро стола.
— Ты же так покалечишься! — смеясь, Аелитт поймала пальцами его подбородок и заглянула в глаза. — Веди себя смирно, мышонок, ладно?
Она потерла нос, на который пришелся удар, и вернулась к завязкам.
Сцепив зубы, Къярт ждал, пока Аелитт закончит изучать каждый сантиметр его тела.
— Странно, — она вернула штаны на место и завязала шнурок на аккуратный бантик. — Всего шесть меток, и все от простых умертвий.
Аелитт в задумчивости приложила палец к губам.
— Очень странно, — она отошла к столу и вернулась с ножом, похожим на разделочный. — Мне не понравилось, когда Оока принес тебя вместо того некроманта, но сейчас я вижу, что он сделал верный выбор. Но все равно не понимаю.
Она вздохнула и зашла за спину Къярта.
— Я хочу взглянуть глубже, мышонок. Чтобы понять. И будет больно. Но ты же потерпишь?
Будто у него был выбор.
Къярт не ждал от сумасшедшей с ножом в руках ничего хорошего, но все равно скрипнул зубами, когда лезвие полоснуло выше локтя. По руке побежала кровь.
Боль давно стала для него чем-то привычным. Чем-то, с чем можно было вполне жить, да и боль от ран все равно не могла сравниться с чувством раскаленных искрой кли-каналов. Но все же Къярт едва сдержал крик, когда Аелитт отогнула в сторону кусок срезанной плоти.
— Печать, — удивленно произнесла она.
Аелитт положила нож на место, взяла со стола колбу и поднесла ее к руке, собирая кровь.
— На всех твоих костях скрывающие печати? Или это я так угадала с местом? Ну ответь мне, мышонок, я не хочу опять делать тебе больно. Хотя, если все так, как я думаю, тебе не привыкать к боли. Это, должно быть, было ужасно — терпеть, пока их наносили. У вас, некромантов, всегда имелись проблемы с состраданием.
Къярт мог бы посмеяться над абсурдностью подобных слов, сказанных кем-то вроде Аелитт, но ему было не до смеха.
— Не будешь отвечать? Упрямый крошка-мышонок, — с укором произнесла она, обмакнула палец в колбу с кровью и начала водить им по руке Къярта. — Я просто хочу понять. Очень странно, что ковен позволил тебе вот так ходить, где вздумается. Обычно они стерегут таких молоденьких как зеницу ока, особенно, если те талантливы. А тут такая оплошность. И в то же время, тебя старательно пытались спрятать. От паладинов. Но с нами печати не помогут, — Аелитт усмехнулась и прикоснулась к его руке в последний раз.
Сквозь боль он не сразу почувствовал знакомое щекочущее чувство зарастающих тканей. Нарисованная его же кровью печать стремительно заживляла рану.
Она улыбнулась в ответ на непонимание в его взгляде.
— Некроманты вечно нас недооценивают. Думают, что смогут спрятаться за своими печатями. Но мы не паладины. Мы не чувствуем вашу силу. Мы чувствуем вашу плоть, — Аелитт приникла к его спине, провела носом по шее. — Ты знал, что дар некромантии изменяет биохимию тела? Меняется запах человека. В нем появляются такие особые нотки, как в воздухе в преддверии грозы. Так мы вас и находим, мышонок.
Аелитт отстранилась, провела ладонью по волосам Къярта.
— Отдыхай. Мы продолжим, когда я вернусь.
Оставшись в одиночестве, он позволил себе выдохнуть.
Черт. Угораздило же так встрять.
Собравшись с силами, он проверил кандалы на прочность. Попытался встать. Бестолку. С подколенными сухожилиями можно было попрощаться. Глубокие порезы багровели от заполнившей их крови, но та больше не лилась на камень. Похоже, дело было в печатях — тех, что покрывали столбы, или той, на которой он стоял, — но Къярт не узнавал ни одну из них.
Он прикрыл глаза и только тогда осознал, что не чувствует усталости. Он не чувствовал ничего, кроме боли в ногах: ни голода, ни жажды — даже течения времени, словно из его головы полностью исчезли биологические часы.
Райз. Его тоже схватили? Или же их интересуют только некроманты?