Легион: Подноготная

— Не станете убеждать меня, что все кончится хорошо? Мама всегда говорила, что хороших людей ждет награда, но человека лучше Паноса еще было поискать. Он потратил жизнь, пытаясь найти средство от всех болезней! И что с ним стало? Погиб по нелепой случайности.

— Почему ты считаешь, что смерть — это конец? — спросил я.

— Потому что так и есть. Учтите, у меня нет настроения выслушивать всякую религиозную…

— Я не собираюсь читать тебе проповедь, — перебил я. — Я тоже атеист. 

Паренек посмотрел на меня с удивлением.

— Серьезно?

— Вполне. Почти на пятнадцать процентов. Хотя, надо признать, некоторые части моего разума взялись бы спорить, что они агностики.

— На пятнадцать процентов? Это не считается.

— Неужели? То есть ты берешься судить мою веру? Что «считается», а что нет?

— Нет, не берусь, но, даже если бы все обстояло так, как вы говорите, атеист на пятнадцать процентов — по большей части все равно верующий.

— Точно так же, как и ты хотя бы отчасти до сих пор веришь в Бога, — сказал я.

Взглянув на меня, Дион покраснел. Я устроился рядом с ним, напротив того места, где недавно случилось небольшое происшествие.

— Я понимаю, почему людям хочется верить, — произнес Дион. — Я не какой-нибудь вздорный мальчишка, каким, наверное, кажусь вам. Я размышлял, я задавался вопросами. Для меня в Боге мало смысла. Но иногда, заглядывая в бесконечность и представляя, что я просто… перестану существовать, мне кажется, я понимаю, почему люди выбирают веру.

Айви захотела бы, чтобы я попробовал переубедить мальчика, но ее не было поблизости. Поэтому я спросил:

— Дион, как думаешь, время бесконечно?

Он пожал плечами.

— Ну же, — подтолкнул я. — Ответь. Хочешь утешения? Возможно, я знаю решение твоей проблемы или, по крайней мере, его знает мой аспект Арно. Но сначала ответь, время бесконечно?

— Думаю, никто точно не знает. Но да, я считаю, что оно бесконечно. Даже после того, как нашей вселенной придет конец, будут происходить другие события. Не в этом, так в других измерениях, других местах, других больших взрывах. Материя и пространство вечны.

— Следовательно, ты бессмертен.

— Может быть, мои атомы, — ответил он. — Но не я сам. И не нужно нести метафизическую еру…

— Никакой метафизики, — пообещал я. — Только теория. Если время бесконечно, то все, что может случиться, случится в будущем или уже случилось. А значит, ты уже жил в прошлом, Дион. Как и все мы. Даже если Бога нет — ни ответов, ни божественности — мы бессмертны.

Паренек нахмурился.

— Подумай вот о чем, — продолжил я. — Вселенная бросила свои космические игральные кости, и получился ты — наполовину случайная комбинация атомов, синапсов и химикатов, которые предопределяют твою личность, память и само существование. Но если время длится вечно, рано или поздно эта комбинация повторится. Возможно, пройдут сотни триллионов лет, но она повторится. Ты. Та же память, та же личность. В контексте бесконечности, парень, мы будем жить снова и снова.

— Я… если честно, не знаю, можно ли назвать это утешением. Даже если это правда.

— Правда? — спросил я. — Я думаю, тут просто есть над чем поразмыслить. В бесконечности любая возможность превращается в реальность. Поэтому повторишься не только ты, но также любая твоя возможная версия. Иногда ты будешь богатым, иногда — бедным. Вполне вероятно, что однажды в будущем после повреждения мозга ты обретешь свои сегодняшние воспоминания, даже если в том будущем никогда не переживал ничего подобного. То есть снова окажешься собой, целиком и полностью, и не из-за какой-то мистической ерунды, а по законам обычной математики. Самый невероятный шанс, помноженный на бесконечность, сам становится бесконечностью.

Я поднялся и склонился над пареньком, заглянув ему в глаза и положив ладонь на плечо.

— Любая вариация, Дион. В какой-то момент появится твоя точная копия, с теми же мыслями, но родившаяся в богатой семье. Твоих родителей убьют, и ты решишь бороться с несправедливостью. Это случилось. Или случится. Ты ищешь утешения, Дион? Что ж, когда к тебе подкрадется страх смерти, когда тьма станет нашептывать в уши, не прячься и смело скажи: «Я не стану тебя слушать. Я — это бесконечные Бэтмены».

Паренек моргнул.

— Никто никогда не говорил мне ничего настолько странного.

Подмигнув, я оставил его наедине с мыслями и вернулся к Одри. Не знаю, насколько я сам верил в то, что сказал, как-то само так получилось. Если честно, вряд ли вселенная справится со столькими Бэтменами.

Может, смысл существования Бога как раз и заключался в том, чтобы не допустить подобной чепухи.

Взяв Одри за руку, я тихо проговорил:

— Одри, посмотри на меня, сосредоточься.

Моргая, она подняла заплаканные глаза.

— Прямо сейчас мы сядем и подумаем, — сказал я. — Сопоставим все, что знаем, и придумаем, как выбраться.

— Я не могу…

— Можешь. Ты — часть меня. Ты — часть целого и имеешь доступ к моему подсознанию. Ты все исправишь.

Наши взгляды встретились, и, по-видимому, часть моей уверенности передалась девушке. Она резко кивнула и полностью сосредоточилась. Я ободряюще улыбнулся.

Наверху открылась и захлопнулась дверь в дом.