Легион против империи

Любой нормальный человек умер бы еще там, на арене. Но Фульминат, понятно, не был нормальным. Он был суперменом.

Он не помер, когда ему обрабатывали рану.

Не помер и на следующий день, когда его прихватила горячка…

И на пятый, и на седьмой. Швы на его спине так набухли, что даже не видно было стягивающих рану бараньих жил…

Всё это время он метался в бреду. Его поили отварами и сильно разбавленным вином с медом. Заботились всем коллективом. Всё равно в плавании делать нечего. Но особенно возился с ним Красный. Похоже, почуял родственную душу. Плевать, что черную. Так переживал, что даже съездил по морде гота, предложившего поставить пару денариев на «выживет — не выживет». Гот сильно обиделся. Видите ли, нос ему сломали. Но его гнев вызвал только смешки, а в одиночку бросить вызов Красному — чистый идиотизм. Да Коршунов бы и не позволил.

Негр пришел в себя на девятый день. Как раз, когда «Любимчик» отшвартовался в Кесарии.

Очень вовремя.

— Где я? — спросил Фульминат на довольно-таки приличной латыни.

Ему объяснили.

— Что со мной было? — поинтересовался он. Боя он не помнил.

Ему рассказали про его подвиги. Понравилось.

— Почему я здесь? — спросил гладиатор. — Ланиста меня продал?

Ему объяснили и это. Мол, есть такой легат Алексий Виктор Мильв… Вот он-то и подарил Фульминату деревянный меч. А что взяли его с собой, так это тоже легат распорядился. И правильно, кстати, потому что иначе Фульминат непременно бы помер.

— Позовите его, — слабеющим голосом попросил раненый.

Позвали Коршунова. Тот пришел. Недовольный, потому что его оторвали от увлекательного занятия: форматирования мозгов кесарийских портовых чиновников.

Фульминат поглядел на своего спасителя, потом протянул свою ручищу, которой позавидовал бы самец гориллы, вложил (насколько это было возможно) в руку Коршунова и чуть слышно произнес:

— Я — твой человек.

И отрубился.

Очень трогательно.

Алексей оценил. Велел:

— Заботьтесь о нем как следует!

Как будто о раненом плохо заботились!

Затем махнул рукой:

— Красный, за мной!

И ушел командовать.

Тоже правильно. Уже давно миновал полдень, надо разобраться с ночлегом. Глупо спать на борту, когда рядышком — столица провинции Палестина.

Глава девятая Провинция Палестина. Кесария. Прокуратор

Коршунов полагал, что после Антиохии и Тира его трудно удивить.

У Кесарии — получилось. Причем с самого первого взгляда.

Кесарийская гавань была громадной. Больше, чем обе тирские, вместе взятые. И она была явно искусственного происхождения. Здесь были настоящие доки и настоящий маяк. И само собой — великое множество кораблей, в основном — торговых. Больших и малых, самой разной постройки и оснастки. «Любимчик Посейдона», отнюдь не малыш, просто потерялся между двумя здоровенными зерновозами. Вообще-то Коршунов велел швартовать судно на, так сказать, «служебной стоянке», где стояли боевые корабли и иные государственные суда. Но капитан просто не смог туда протиснуться, и Алексей решил, что пешком будет проще. Разумеется, везде были толпы народу. Разумеется, все чем-то занимались. Сгружали, разгружали, продавали рыбу, масло, фрукты, коз и овец… Словом, всё, что пожелаешь. Само собой, все эти люди непрерывно болтали. Вернее, вопили, стараясь переорать друг друга.

Но это — внизу. Стоило поднять взгляд выше уровня моря, как он сходу упирался в белоснежный сверкающий на солнце храм, который парил над городом, потрясая красотой и размерами.

— Храм Августа, — сообщил Коршунову капитан с такой гордостью, будто сам его возвел. — Ирод Великий построил. В честь своего друга римского императора Октавиана Августа! Там, внутри, статуя Августа. Вот это — чудо! Она не меньше, чем статуя Зевса Олимпийского!

Сюрприз. Капитан «Любимчика» оказался кесарийцем.

— Там, под холмом, — капитан указал на храм, — есть галереи, в которые могут заходить корабли. Не мой, конечно. «Любимчик» для этого слишком велик! — добавил он не без гордости.

Сразу за мысом располагался еще один залив, где чалилась всякая мелочь, а по ту сторону залива, прямо на рифе — дворец царя Ирода.

— Ирода Великого! — уточнил капитан. — Он наш город и построил. Краше его нет на всём побережье! Да ты сам скоро увидишь, домин.

И Коршунов увидел. Они все увидели. Даже привычные к римской архитектуре варвары и те впечатлились. Город был белоснежным. И не просто белоснежным. Благодаря вкраплениям слюды, алебастровые плиты, которыми были облицованы стены, не просто сверкали — они сияли, будто инкрустированные драгоценностями. Дворцы, дворцы, колонны, громадные статуи, великолепные арки… И притягивающий взгляды храм Августа — апофеоз Великой Римской империи.

Но к храму они не пошли. Повернули направо — к дворцу прокуратора.

Перед дворцом главы провинции, как обычно, располагался форум, который более походил на стихийный рынок, чем на место общих собраний.