Легион против империи

— Ты же наместник! — Корнелия даже расстроилась. — Плохие новости ты должен узнавать раньше всех! Или с тобой обойдутся так, как ты — с жирным негодяем Гельмием.

— Я постараюсь этого не допустить, — пообещал Черепанов. — А теперь скажи мне, детка, что плохого в том, что теперь императорские регалии у Гордиана Третьего? Не для империи в целом, а лично для нас. Он ведь, как-никак — твой брат. Не вижу ничего дурного в том, чтобы Римом правил близкий родственник.

— Да, он мой брат, — согласилась Корнелия. — И мы воспитывались вместе. Но матери у нас разные. Когда моя мама умерла, отец взял новую жену… И отослал ее через три года после рождения брата. В одно из наших поместий в Италии отослал. Там она ни в чем не знала отказа, но очень тосковала по сыну, с которым отец разрешал ей видеться лишь три месяца в году. А она — из хорошего рода, вдобавок хитра и коварна. И красива. На это красоту отец и польстился. Он три года терпел ее интриги. А потом надоело. Отца она ненавидела. Меня тоже не слишком любила. Пыталась настроить против отца, но мне хватило ума понять, что это за тварь, — Корнелия улыбнулась так, что сразу стало ясно: она — истинная аристократка, с детских лет искушенная в интригах и подлостях.

«Удивительно, как ей удалось вырасти чистой и искренней в подобном окружении», — подумал Черепанов. Видно, благодаря папе. Покойный Антонин Гордиан-Младший, по отзывам «сослуживцев», был человеком правильным и высоконравственным (изрядная даже по римским меркам блудливость здесь грехом не считалась, скорее наоборот — ставилась в заслугу) и сумел воспитать свою дочь, Корнелию Престу, достойным образом. Надо полагать, что и сыну он тоже успел привить правильное мировоззрение. А правильное мировоззрение, с точки зрения Черепанова, в обязательном порядке включало правило: своих беречь и не обижать.

Эту мысль он и высказал Коре, но та лишь покачала красивой головкой, украшенной изысканными кудряшками, над укладыванием которых две умелые рабыни трудились не менее полутора часов.

— Он хороший мальчик, но слишком мягкий. Уверена, что мать вложит в его уста всё, что захочет.

— Она станет нам мстить? Неужели она настолько тебя не любит?

— Она — женщина, — сказала Корнелия. — Мы, женщины, мстительны. Но есть еще и политика. В политике решают не чувства, а выгода. Не ссориться с сильным. Но постараться сделать его слабее… Так говорил мой отец.

— Правильно говорил, — подтвердил Черепанов. — Что ж, постараюсь не дать себя ослабить.

И вплотную занялся размещенными в провинции легионами, начав с Первого Парфянского. Геннадий очень надеялся, что удастся вернуть Шестой. Не получилось. Значит надо использовать те ресурсы, которые есть. А их — немало. Если бы не Ардашир…

Хотя и Ардашира можно использовать… Всё можно использовать, если речь идет о политике. Главное — не ошибиться…

* * *

Стук и звон в просторном атрии привлекли внимание наместника.

— Леха, пойди глянь, кто это там безобразничает? — сказал он.

«Безобразничали» парни Алексея. Сигисбарн и Агимар. И Фульминат.

За время путешествия африканец почти поправился, но резких движений ему делать медицина пока не рекомендовала. Была опасность, что откроется рана на спине. Сейчас Коршунову был отлично виден длинный красный рубец, пересекающий спину Фульмината от лопатки к пояснице. Мощный был удар. Как он только выжил, этот черный?

Видимо, дворцовый лекарь наконец разрешил Фульминату двигаться, потому что сейчас он вполне успешно отражал атаки гота и герула. Очень даже успешно. Германцы орудовали привычными длинными мечами. У Фульмината атакующего оружия не было: в левой маленький щит, вроде того, каким он пользовался на арене, когда Алексей увидел его впервые, а в правой — короткая дубинка.

Тут же присутствовал и Красный. Не участвовал. Просто наблюдал за порядком.

Алексей видел, что поначалу парни старались Фульмината щадить — действовали аккуратно, с контролем, но поскольку оцарапать противника у них никак не получалось, варвары постепенно вошли в азарт и заработали всерьез. Всё равно не доставали. Двигался Фульминат изумительно. Очень экономно и так грациозно, что ухитрялся не задеть ни один из предметов, находящихся в атрии. А предметов было полно. Причем большая часть — настоящие произведения искусства. И Агимар уже ухитрился опрокинуть какую-то вазу. Хорошо, что не разбил, иначе было бы ему на орехи!

Герул и гот работали неплохо. Слаженно, точно. Атаковали одновременно, с разных сторон и с разных уровней. Но варвары рубили, а Фульминат — танцевал. Если рана и давала о себе знать, то на подвижности африканца это никак не сказывалось. Он почти не парировал — лишь иногда сводил чей-нибудь клинок вдоль палки или щита. Спокойно давал атаковать себя с двух сторон, потом выскальзывал так элегантно и ловко, что иной раз мечи его противников со звонов ударялись друг о друга. Десятки раз он оказывался за спинами германцев. Сотню раз он мог бы нанести смертельный удар, будь у него боевое оружие. Но он даже воздерживался от того, чтобы засветить противнику палкой по шлему.