Легион смертников

Страх и неуверенность быстро охватили и тех, кто все еще бился с легионерами Макрона. Они начали отступать, поглядывая через плечо и стараясь держаться вне досягаемости римских мечей и копий, а потом и вовсе развернулись и попытались пробиться сквозь возникшую толчею. Легионеры и ауксиларии приостановились, опустив руки от усталости и тяжело дыша.

— Чего вы ждете?! — заревел Макрон. — За ними! Убейте их!

Не дожидаясь своих солдат, он издал нечленораздельный рык и ринулся вперед, коля и рубя всех, кто попадался ему на пути. Остальные солдаты увидели, что победа близка, и ринулись следом, безжалостно кроша врагов. Песок под калигами легионеров потемнел от крови и так быстро усеялся телами, что римлянам приходилось наступать по трупам врагов. Горячий воздух наполнили завывание и крики отчаяния, издаваемые нубийцами; палящее солнце добавило мук тем, кто оказался зажат в ловушке. Катон видел, что знамя принца Талмиса все еще развевается над морем темнокожих воинов, и разглядел сверкающее на солнце кольцо шлемов. Телохранители принца пытались вывести хозяина из толчеи и спасти из начавшейся бойни.

— Надо предложить им условия, — сказал Юний, и Катон оглянулся. Увидел, что лицо трибуна исказилось от увиденного. — Командир, нам надо предложить им наши условия. Это… это бойня.

Катон мог понять, что чувствует трибун, но остановить начавшуюся резню было невозможно. Римлян все еще превосходили в численности. Если они прекратят свое кровавое дело, то потеряют преимущество и проиграют битву. Им оставалось лишь продолжать убивать. Он покачал головой.

— Это война, трибун. Вот оно, лицо битвы, и тебе надо привыкать смотреть ему в глаза.

Некоторые нубийцы пытались сдаваться, бросая оружие и выставляя вперед пустые руки, умоляя о пощаде на своем языке. Тщетно. Они умирали вместе с теми, кто продолжал сражаться, теснимые плотными рядами римлян, не в состоянии нормально взмахнуть оружием, не приспособленным для ближнего боя.

Это продолжалось больше часа, и строй римлян сомкнулся вокруг армии нубийцев. Кавалеристы-ауксиларии перекрыли пути отступления и добивали копьями тех, кто пытался прорваться. Иногда небольшим группам выживших удавалось пробиться через строй кавалеристов, но их не преследовали, и вскоре вся земля к югу от поля битвы оказалась покрыта теми, кто бежал, спасая свою жизнь. Приближался полдень, бойня стала вялой. Римляне просто устали убивать. Некоторые нубийцы воспользовались этим и пробились между солдатами, которые не стали их останавливать. Катон поехал вперед, и его коню приходилось аккуратно ступать по земле, чтобы не поскользнуться на трупах.

— Стоять! Центурионы, построить солдат у штандартов!

Он увидел Макрона, всего в алых брызгах и потеках, опирающегося на щит и тяжело дышащего.

— Центурион! Дайте врагам уйти. Всем, кроме принца и его телохранителей. И гладиаторов. Они не должны сбежать. Ясно?

Макрон кивнул, смаргивая стекающий с бровей пот. Выпрямился, поднял щит и повернулся к легионерам.

— Построиться!

Легионеры первой когорты устало зашагали к штандартам и встали, ожидая приказаний. Катону сдавило сердце, когда он увидел, что их осталось меньше половины. Когорта резерва, бросившаяся им на помощь, чтобы закрыть прореху в строю, понесла почти такие же потери. Макрон дождался, когда все встанут в строй, и приказал наступать в сторону знамени принца Талмиса. Лошадь Катона испугалась груды мертвых тел на ее пути; он спешился и пошел к Макрону.

— Что ж, план сработал, — устало улыбнувшись, сказал тот. — Никогда не думал, что настанет день, когда я буду благодарен Ганнибалу.

— Еще не всё, — ответил Катон, кивая на плотный строй телохранителей, окруживших знамя принца.

— С ними покончено, так или иначе, — пожав плечами, сказал Макрон. — Сдастся Талмис или умрет, он наш.

Римляне разомкнули строй, позволяя последним легковооруженным нубийцам и арабам сбежать, а затем снова сомкнули и начали сжимать кольцо вокруг телохранителей. Это были рослые могучие воины в чешуйчатых доспехах и конических шлемах. Они держали в руках овальные щиты и тяжелые копья, стоя плечом к плечу перед надвигающимися римлянами.

Когда они приблизились к знамени на два десятка шагов, Катон поднял руку.

— Стой! — скомандовал он.

Легионеры остановились, устало глядя на врага. Катон вышел вперед и прокашлялся.

— Принц Талмис еще жив? — спросил он.

— Жив, — послышался голос. Величественная фигура принца появилась из-за стоящих вплотную телохранителей. Поверх черного одеяния на Талмисе был черный нагрудник, поверх шлема и плеч была накинута львиная шкура. Он с холодной горечью поглядел на тела, усеивавшие поле боя. Потом пристально поглядел на Катона. — Что ты хочешь от меня, легат? Чтобы я сдался?

— Да.

— И меня, без сомнения, отправят в Рим и будут показывать всем, как трофей императора?

— Это решать императору, — ответил Катон. — У меня простое предложение. Ты и твои воины сдаетесь, иначе я буду вынужден порубить вас на куски на месте.