Но на пути продвижения войск Гасдрубала вновь встал Эндимион. Проклятый спартанец выполнял свой договор с сенатом даже перед лицом неминуемой гибели. Он еще долго держался за стены и башни, но сражение за центр города выдалось особенно ожесточенным. Эндимион лично возглавил его и сражался до тех пор, пока не погиб сам. Его тело, изрубленное на куски, Чайка увидел тем же вечером. Он был в ярости, но, несмотря на все усилия, до наступления ночи так и не смог приблизиться к району порта. Лишь когда сопротивление здесь было сломлено, Федор проник вместе с большим отрядом отборных пехотинцев в торговую гавань и перевернул там все, но было поздно. Стало ясно, что римляне пришли не для того, чтобы помочь сенату отстоять Карфаген. Они пришли, чтобы забрать своего командира и солдат. Когда войска Гасдрубала овладели торговой гаванью, все римские корабли были уже в море.
Чайка в бессильной ярости был готов зубами разорвать Марцелла на куски. Но Марцелл был уже недосягаем. Тогда гнев военачальника обратился в другую сторону.
– Теперь Магон мне за все заплатит.
Тем же вечером запылали особняки знати, и первым сгорел особняк сенатора Магона. Но самого сенатора там уже не было. Судя по всему, он сбежал вместе с римлянами, как и остальные сенаторы. Ганнон тоже не был обнаружен. Лишь однажды удача улыбнулась Федору – в особняке Ганнона он захватил его личного представителя, советника Асто. Того сгубила жадность. Воспользовавшись отсутствием хозяина, который сбежал, не предупредив его, – он, зная, где тот хранит драгоценности, пытался вместе со своими слугами вынести их. За этим занятием его и застал Федор, явившийся с пехотинцами в особняк в поисках своих врагов.
Делал он это не только по собственной инициативе. Едва войдя в захваченный город, Гасдрубал приказал разыскать всех сенаторов и привести к нему, собираясь казнить их принародно. Но в данном случае Федор сделал для советника исключение, избавив от мучительного ожидания.
– А, вот и ты, предатель, – хмуро приветствовал Чайка советника Асто, преградив ему выход из особняка с помощью своих солдат, – наконец-то я могу с тобой рассчитаться.
Советник побледнел от страха, выронив из рук несколько золотых перстней и медальонов. Его слуги замерли, как соляные изваяния, за его спиной.
– Помнишь меня, ведь это я видел тебя в Тарраконе, когда ты пытался продать нас римлянам? – поинтересовался Чайка, медленно вынимая из ножен фалькату. – Вижу, помнишь.
Советник в последней попытке спасти жизнь протянул Чайке горсть золотых цепочек и жемчужных бус, но Федор выбил все это из его ладоней ударом руки. Бусы запрыгали по мозаичному полу роскошного особняка, раскатившись во все стороны.
– Да ты обычная сволочь, – проговорил Федор, вынося приговор, – раз можешь предать своих за деньги. А значит, жить не достоин.
– Нет! – всплеснул руками советник. – Он бросил здесь меня, бросил…
Но Федору было все равно. Он резко опустил меч на поникшую голову советника, и та укатилась вслед за бусинами. Вечером, убедившись в бесполезности дальнейших поисков членов сената, он был в печально знакомом особняке Баркидов, где уже вновь обосновался сам Гасдрубал. Находиться здесь Чайке было нестерпимо больно, но долг приказывал ему прибыть с докладом о поисках и аресте сенаторов.
– Они сбежали, – коротко сообщил Чайка и расправил плечи, – все. Дайте мне флот, и я догоню их, где бы они ни были.
Брат Ганнибала, казалось, ждал такого ответа. Он уже был оповещен о внезапном прорыве римского флота и таком же внезапном бегстве.
– Марцелл решил спасти их в надежде на возвращение. Теперь они могут бежать только в одно место на всей земле, – ответил Гасдрубал, глядя в ночной мрак, где плескались волны соленого моря, – только в Рим.
Обернувшись к Федору, Гасдрубал не задержался с ответом.
– Бери все, что захочешь, но не дай им уйти. Сенаторы никогда не должны вернуться сюда.
Чайка настиг корабли Марцелла почти у самого Неаполя. Их было всего двенадцать. Все квинкеремы. Почти втрое меньше, чем было судов в распоряжении Федора Чайки.
– Они хотят пристать к берегу, – проговорил Федор и жестом подозвал капитана, который уже отдавал приказания матросам в предвкушении скорого сражения, – передать на триеры, пусть немедленно отсекут их от берега. Нельзя дать им войти в порт.
Пока триеры выполняли маневр, Федор понял, что они все-таки не успеют. Корабли Марцелла были уже слишком близко к берегу и две квинкеремы успели пройти сквозь водные ворота в осажденный город, но остальные капитаны судов, завидев приближение триер, поспешили уйти обратно в море. Этот нелогичный поступок сначала озадачил Федора, но в целом капитаны поступили верно. Скопление кораблей, шедших на малой скорости в порт, было отличной мишенью для триер. Немногие смогли бы добраться до цели. Теперь же они развернулись в боевой строй и, под прикрытием метательных машин, стали уходить вдоль берега.