— Маскин! — вспомнил Элья и улыбнулся. — Его звали Маскин, — повторил он, улыбаясь серому пейзажу в окне поезда, и удивился, что едет в противоположном направлении. Минута ушла на то, чтобы осознать: «Он не возвращается с вечеринки». Рядом, через проход, по-прежнему щебетала парочка.
Собутыльник понимающе кивнул его профилю.
— Можно интуитивно чувствовать человека, — снова повернулся к нему Элья.
— Человека? — дружелюбно улыбнулся Маскин.
— Человека с далекой Земли, — уточнил Элья.
— Твой отец человек? — поинтересовался Маскин.
— Проблема в том, что я не до конца уверен, — ответил Элья, скептически поджав один уголок рта и цыкнув. — Но мы-то с тобой точно с Земли, — подмигнул он Маскину, после чего отвернулся и залпом выпил.
Маскин подозвал бармена и заказал еще.
— Значит, ты чувствуешь его интуитивно, — вернулся к разговору он.
— Чувствую, — подтвердил Элья. — Через внутренний светоприемник. Через него можно приманить земного отца.
— И как же ты это делаешь, поделишься?
— Очень просто. Надо самого себя считать создателем, тогда появится твой. Настоящий.
Элья снова отвернулся. Ссутулившись, сидел и смотрел перед собой — на большую хрустальную кружку, наполненную золотистым пивом. Собеседник ненадолго замолчал.
— Что притих? — не выдержал Элья.
— Просто размышляю над тем, что ты сказал, — ответил Маскин.
— Ты мне веришь? — строго спросил Элья.
— Да, верю, — просто ответил собеседник. — Мы — создатели, а еще мы — создания Земли. Созданный ею виртуальный мир теней и марионеток, вышедших из-под контроля из-за поломки Стража Мары на Джабраиле, создающих свой собственный мир. Оригинал, конечно, тоже имеет недостатки, но люди, по крайней мере, друг друга не бомбили, а сами пострадали от враждебной консолидации. На самом деле это даже никакая это не консолидация, а один — единственный человек по имени Эйнар. И не чужеродный он, и даже не просто человек, а один из Круга Тринадцати правителей Земли. Так что в иерархии землян занимал высокий пост. Его столкновение с остальными членами Круга и, как следствие, изгнание его, произошло после того, как он воспротивился безобразным, с его точки зрения, играм людей на Талатоне. Да, это был классический способ размножения светового кода. Так делали когда-то в далеком прошлом предки людей. Они давали новому поколению своих световых отпрысков возможность играть, создавая миры. Надо было войти в особое состояние, разогнаться, так сказать, до состояния очень быстрого полета (а люди имеют такую способность), затем расколоться надвое, и вот, двойник готов. Эйнар был против подобных игр. Уж не знаю, какой он имел план в отношении сохранения и преумножения света. Что-то наверняка предложил бы, да не успел. Он был назначен главным на Джабраиле. Там он стал самовольничать, после чего был навеки заперт на Талатоне. Так он очутился в мире, против создания которого сам же и выступал.
На этом откровение Маскина закончилось. Что было потом, Элья вспомнить не мог, но отца он все же, как он успел осознать, приманил. Это он понял за секунду до того, как проснулся в экодоме с растущим посреди зала деревом; бассейном и спящими тут и там мужчинами и женщинами.
— Это же самая мощная волна, что вырастает выше контролируемого поля! Мы — легион, мы, люди! — громогласно объявил Элья на весь вагон. — Я знаю, что я сделаю. Я разрушу свою корпорацию!
Он прокричал свои прекрасные лозунги, и бросил горящий взгляд на юную пару серферов, прекративших щебетать и испуганно уставившихся на него. Элья же, ничуть не смутившись, приветствовал их улыбкой.
Прошло немного времени, и Элья Алгард выполнил данное самому себе обещание, и разрушил корпорацию.
Он снял с руки тракус и положил его на соседнее сидение. Затем надел на глаза гелевую повязку голубого цвета, и откинулся на спинку кресла. Юная парочка продолжила разговор, но уже значительно тише, опасливо поглядывая на странного пассажира. Их голоса были еще различимы, когда он сбежал от системы тотального контроля бодрствования и сновидения, соскользнув в запретную колею, и очутился в месте сбора.
— Как ты понял про все это, Омдю? — ворвался в сознание голос умершей жены.
— Стал забывать себя ненастоящего, — ответил он.
Омдю и Ойю лежали в зарослях высокой травы, под деревом, во всем ослепительном блеске вечно юного духа. Мир вокруг стал еще светлее.
— Я ждала в укромном месте, — пропела счастливая Ойю. Провела рукой по древесной коре и прислонилась к ней щекой.
— Это ведь не то дерево, в которое я врезалась? — обратилась она к Омдю.
— Конечно, нет, милая, это совсем другое дерево, — ответил тот, игриво намотав на указательный палец прядь ее волос, и отпустил ее, так что она отпружинила.
— Если бы ты забыл, то пришлось бы еще раз прожить все это, — напомнила Ойю.