Я всегда носил в нагрудном кармане бритвенное лезвие, - на крайний случай. Полоснул лезвием по запястью и сунул руку в воду, зубы у меня были никудышние. Сель к тому времени резко спал, как будто где-то закрутили кран. Края раны разошлись, они были белесоватыми, вялая, отравленная кровь едва двигалась.
Потом я начал карабкаться вверх по склону, рука стремительно немела. С гребня сопки увидел какое-то строение, похожее на купол и побежал к нему. Ноги заплетались, мне уже было всё равно, я был готов сдаться в плен самым лютым моджахедам.
Но вблизи оказалось, что строение не предназначалось для живых. Это был заброшенный мазар , с проломленным верхом – могила какого-то святого. Последнее, что я помню, - это груда кирпичей перед моим носом. Потом свет погас.
Голова 4.
Я бы вообще не стал ковыряться в этом старом дерьме, если бы не чабан. Кому нужно моё старое дерьмо? Но с чабана началось моё очищение от грязи. А именно этот процесс я и намерен описать для тех, кому это нужно.
В первый раз я увидел его в бреду. Он был как каменный, как будто сложенный из спёкшихся кирпичей. На фоне слепящего солнца, бившего в пролом мазара, он выглядел как отломившийся кусок стены.
Второй раз я пришёл в себя ночью. Он сидел боком ко мне, напротив очага из камней. На его лице играли красные блики огня. Я увидел его без шапки. Он был лыс, как булыжник, безбородый, лицо изрублено складками, тёмное.
- Проснулся? – сказал он, не повернув головы.
Я сел. На внешней стороне моего запястья было три шва с торчащими нитками и йодистое пятно вокруг. Боли не было, опухоли не было, повязки тоже не было.
- Я вколол тебе антигюрзин, - сказал он. – Не бойся, не умрёшь.
В это время, он повернул лицо ко мне. Тогда я понял выражение «горящие, как угли глаза». Глаза были чёрные и горящие.
- Я чабан, - сказал он, и вопрос перестал крутиться в моей голове. – Отведу тебя на заставу.
По-русски он говорил, как я. Я оглянулся, увидел рядом свой автомат, и мне стало легче. Сразу я ощутил зверский голод.
- Иди сюда, - сказал чабан. – Ты двое суток не ел.
На тряпке возле огня лежал сухой сыр, галеты и колбаса с надписью «сервелат» на упаковке.
- Вы… ты мусульманин? – спросил я.
- Конечно, ты мусульманин! – расхохотался чабан. – А кем ещё ты можешь быть, с такой мусульманской мордой, как у меня? Но, если ты боишься мусульман, мы можем быть православным. Или не православным. Если ты езид или жид.
- Нет, - ответил я , с набитым ртом.
- Ничего страшного, - сказал чабан. – Некоторые мои родственники читают Тору, написанную на настоящей воловьей шкуре.
- А ты можешь прочитать, что там написано? – зачем-то, спросил я.
- Какая разница, что там написано? – удивился чабан. – Везде написано одно и то же: чтоб хуй стоял и бабки были. Православные, левославные, исламисты, шаманисты, - все хотят одно и то же. Чтоб хуй стоял и бабки были. Это они имеют ввиду, когда читают свои молитвы и бьют в бубны. Ты жуй, тебе можно без бабок. Ты сидишь на костях святого и сам почти святой мученик, тебя кусают змеи, а тебе хоть бы хны.
- Мой бог любит меня, - гордо сказал я.
Я был двадцатилетним сопляком, только что избегнувшим смерти и уже забывшим об этом, едва просохли штаны. Я понятия не имел, кто сидит передо мной и мне хотелось выглядеть настоящим русским человеком, который после первой не закусывает.
Чабан взял с огня закопченный кумган, плеснул в пиалу чаю и протянул мне вместе с таблеткой:
- Пей. Тебе надо много пить. Твой бог сотворил тебя по своему образу и подобию, с потными подмышками и неспособностью удержать в организме соль при высоких температурах. Поэтому, тебе придётся принять водо-солевую поддержку от кого-то из местных, пока не начались судороги. Когда начинаются такие судороги, человек начинает скалиться, как клоун.
- Почему? – спросил я.
- У него сжимаются мускулы лица, - ухмыльнулся чабан. – Бог так устроил.
- Зачем? – спросил я.
- Он играет, - ответил чабан. – Какая причина для существования может быть у существа, которому ничего не нужно? Только игра. А чтобы игра была интересной, она должна быть всерьёз. Как на зоне. Проиграл – зуб давай. Проиграл – давай глаз. Но кто может быть партнёром Богу, кроме него самого? Вот ты и играешь сам с собой. Теряешь зубы, режешь руки и в конце концов, теряешь жизнь. Чтобы потом узнать, что всё это была только игра. И надо начинать сначала. Ты снова в зоне. Правда, весело?
- Если ты всё это знаешь и такой умный, то почему ты сидишь здесь, со мной? – спросил я и мой вопрос показался мне очень хитрым.
- Теперь ты тоже это знаешь и сидишь здесь, со мной, - ответил чабан. – Разве это знание тебя изменило?
- А что может меня изменить? – спросил я.
- Вера, - ответил чабан. – Имей веру с горчичное зерно, залезь на гору и осмотри оттуда свои царства земные. Теперь ты выиграл. Мир закончился.
- И что дальше? – спросил я.
- Война,- ухмыльнулся чабан. – Новая вселенная. Новый человек. Новая игра. У тебя есть другие предложения?
- А где мне взять столько веры, чтобы набралось на горчичное зерно? – спросил я.