Легионер

– Найдём, – кивнул сержант и покосился на уже закончившего вводить обезболивающее Скорпиона.

Тот кивнул и молниеносно набрал сообщение. На дисплее браслета Лужина высветилось: «Синдром берсерка».

Не повезло девочке. Не повезло.

Мрин средних лет, с нашивками медицинской службы на повседневной десантной форме, в очередной раз развернулся на каблуках и навис над столом командира лагеря «Крыло».

– Я не знаю и знать не хочу, что там увидел этот мальчишка! Ну что за бред! Ставить диагноз, исходя из десятка – и это ещё в лучшем случае – слов! Слов, произнесенных изрубленной девчонкой, «плывущей» от боли и передоза стимуляторов!

– Сядьте, Сантуш. Сядьте!

Полковник Митчелл боднул врача тяжёлым взглядом и тот, в последний раз возмущенно фыркнув, дошагал до своего места и с самым независимым видом плюхнулся в кресло, засаленное множеством побывавшем в нем задов.

«Мальчишка», уступавший мрину в возрасте лет десять, в пределе – двенадцать, угрюмо молчал.

Сейчас в прокуренном кабинете Митчелла решался не самый простой вопрос. Что делать с курсантом Дитц? Ну, вылечить – понятно. А дальше? Причем отвечать на вопрос надо сейчас, а не когда она выйдет из госпиталя.

Если прав капрал Лаури и речь идет о «синдроме берсерка», Дитц надо увольнять. Жестоко, да. Но держать даже в тренировочном лагере, не говоря уж о действующих частях, бойца, который в любой момент может слететь с катушек и порубить всех вокруг, не разбираясь, где свои, где чужие…

Как понять, говорит ли сейчас в капитане Сантуше профессионал или соотечественник-мрин?

Митчелл кивнул капралу, жестом разрешив не вставать, и тот ядовито осведомился, развернувшись к капитану:

– У вас есть другое объяснение, сэр?

– Есть, – не менее едко отозвался Сантуш. – Причем получше вашего. Потому что синдром, с которым вы тут все носитесь, как курица с яйцом, ни разу не фиксировался у уроженцев Алайи. А то, что произошло с Дитц, ни в какой мере и степени не выходит за рамки достаточно обычной медицинской практики моей родины.

– Превратить пять человек в начинку для кровяной колбасы – обычная медицинская практика? – глаза капрала Лаури картинно вытаращились в насквозь фальшивом изумлении.

Врач-мрин досадливо поморщился. Мелькнули и пропали кончики клыков.

– Не передёргивайте, юноша. Одним из побочных эффектов Зова Баст является обретение родовой памяти. Случаи, когда кто-то из задействованных в момент Зова доноров-предков забирает контроль над телом, редки. И, как правило, эта способность сходит на нет через год-два после Зова. Но так – бывает. Бывает, зарубите себе на носу!

Полковник Митчелл азартно качнулся вперед:

– Вы хотите сказать, что кто-то из предков Дитц?..

– Я хочу сказать, что такое возможно. Мне довелось обследовать мальчишку, который совладал с взбесившейся лошадью. Он, знаете ли, тоже утверждал, что не помнит, что произошло. А очевидцы из стариков поминали его давно покойного прапрадеда: дескать, и посадка та же, и манера держать поводья. Что касается Дитц, то её зовут, в частности, Светлана Лазарев, а значит, один из её предков был потомственным офицером и служил в войсках специального назначения. Разноцветные глаза, «двойной топаз Зель-Гар», бывают только у прямых потомков Лорана Хансена, лидера лучшей в своё время команды гладиаторов. Мой наставник, знаете ли, любил повторять: «Гены пальцем не разотрёшь!». В общем, так.

Сантуш помолчал, упрямо поджал губы, немного помолчал и выпалил:

– Я категорически против расторжения контракта с Дитц. А вы поступайте, как знаете. Трусите – увольняйте. Только прямо так ей и скажите: ты молодец, пользы от тебя Легиону уже сейчас два торговых конвоя и один линкор, но мы тебя боимся, поэтому пошла вон. Надеюсь, хоть по состоянию здоровья вышвырнете? Или стребуете неустойку, как с наркомана?

В дальнем углу кабинета сидел еще один человек. Наверное, человек. Поле отражения скрывало его фигуру целиком и, должно быть, заметно искажало голос. Ну не может существо из плоти и крови так скрежетать:

– А может быть, полковнику Митчеллу просто стыдно?

– Что-о? – взвился хозяин кабинета. Взвился – и рухнул на место, срезанный предельно холодным:

– То, что слышали. Вопрос о покрытии учебных скафандров марготтовой пленкой поднимался раз пять. И вы, именно вы всегда зарубали эту идею на корню. Дескать, на вес и подвижность практически не влияет, а стоит дорого. Ну зачем она курсантам, не пойдут же они в настоящий бой! Вот, не пошли. Потери в первой высадившейся на лайнер группе – семьдесят пять процентов. Семьдесят пять! И если бы кошка, на свои кровные обтянувшая марготтой хотя бы торс, не устроила в рубке то, от чего всех вас, кисейных барышень, тянет блевать до сих пор – было бы сто. Хотел бы я знать, как вы собираетесь смотреть в глаза командирам тех, кого завтра ждут торжественные похороны?

Лейтенант Эрнестина Дюпре, присутствующая на совещании, как и капитан Рурк, в виде изображения на большом дисплее и до сих пор не произнесшая ни слова, кроме стандартного приветствия, негромко кашлянула, привлекая к себе внимание.