Легионер из будущего. Перейти Рубикон!

Приняв горячую ванну и пообедав в обществе Азиния Поллиона, Цезарь в оставшиеся три часа до начала пиршества у здешнего префекта отдавал последние распоряжения Флавию и тем из своих друзей, кто был посвящен в его тайные планы. Так, я увидел в доме у Цезаря легата Квинта Цицерона, потом другого легата Гая Оппия, затем пятерых военных трибунов из десятого легиона. Военачальники приходили к Цезарю один за другим, одетые в длинные плащи с капюшоном. Выслушав приказы Цезаря, военачальники так же по одному уходили восвояси. Краем уха я расслышал, что Цезарь приказал десятому легиону и конному отряду во главе с Гаем Оппием, как стемнеет, выдвигаться к городу Аримину. Сам Цезарь был намерен выехать из Цезены около полуночи и догнать свое войско на марше.

Как я понял, в группу приверженцев Цезаря, которым предстояло сопровождать его в ночной поездке до Аримина, входили помимо Флавия, меня и Олвикса еще Азиний Поллион, Курион и Марк Антоний. Всем нам, кроме Флавия, надлежало появиться на застолье у префекта Руфуса Гавия вместе с Цезарем. Флавию Цезарь поручил раздобыть повозку, запряженную парой мулов, погрузить в нее его походный сундук с самыми необходимыми вещами и находиться к полуночи в условленном месте за городом на Эмилиевой дороге.

Пиршественный зал в доме префекта с трудом вместил всех гостей, которых набралось около ста человек. Половину из приглашенных составляли друзья Цезаря. Все прочие гости являлись родственниками и приятелями хозяина дома. Цезарю отвели самое почетное место в самом центре зала.

Как было заведено у римлян исстари, мужчины возлежали за столами на ложах, женщины пировали сидя. По этой причине мужские столы стояли в триклинии отдельно от женских. Самые знатные из пирующих, среди которых находились Цезарь и Руфус Гавий, расположились за пятью отдельными столами, по три человека за одним столом. Все прочие гости, как мужчины, так и женщины, устроились за двумя длинными столами. Все столы были поставлены вдоль стен триклиния с таким расчетом, чтобы середина зала была пустой.

Для развлечения пирующих на середине зала сначала расположились музыканты, игравшие веселые мелодии на флейтах и различных струнных инструментах. Потом музыканты ушли, а им на смену появились фокусники и акробаты. Затем две молоденькие девушки исполнили несколько песен под аккомпанемент авлосов и арф.

К тому моменту, когда юные певицы допели свою последнюю песню, пристойное пиршество, называемое римлянами конвивиум, подошло к концу. За пиром последовала попойка, называемая симпосием. Гости надели на голову венки из цветов и плюща, пол в триклинии был усыпан лепестками роз. Шумным веселым голосованием был избран царь застолья, определявший, в какой пропорции вино должно разбавляться водой – на одну треть или на одну четверть.

Рабы-виночерпии внесли в триклиний большие сосуды-кратеры, в которых вино смешивалось с чистой родниковой водой перед тем, как его разливали специальными черпаками по чашам и кубкам.

Еще не прозвучала первая здравица, как Цезарь сказал хозяину дома, что он вспомнил про одно незавершенное дело. Цезарь заверил Руфуса Гавия, что отлучится на каких-то полчаса, а затем вернется обратно. Префект засуетился, предложив Цезарю своих слуг с зажженными факелами, так как на землю уже опустилась ночь. Однако Цезарь указал префекту на меня и Олвикса, сказав, что он и так имеет надежных сопровождающих.

Набросив на плечи плащ, Цезарь вышел из триклиния через боковую дверь. Я и Олвикс последовали за Цезарем. Запалив два факела, мы быстрым шагом устремились по главной улице Цезены в сторону форума. Олвикс шел впереди, освещая факелом путь. Цезарь шел за ним. Я был замыкающим.

Не доходя до форума, мы свернули в переулок, который вывел нас к речной мельнице. Отсюда через густую дубраву вела тропинка в обход городских строений до самой Эмилиевой дороги.

Шагая по тропинке следом за Цезарем, я слышал, как он бормочет себе под нос, как некое заклинание:

– О боги, на что же я отважился! Ведь я вознамерился ввергнуть Рим в гражданскую войну! О Юпитер, почему ты не разверзнешь передо мной бездонную пропасть, почему не разишь меня своей молнией!..

В дубраве было темно и жутковато. Рыжий свет факелов озарял корявые стволы дубов и буков, между деревьями плясали черные тени, отчего казалось, что лес наполнен призраками, которые жмутся к деревьям, прячась от факельного огня. Я несколько раз споткнулся о торчавшие из земли корни дубов и невольно выругался вполголоса. Цезарь, обернувшись ко мне, сердито обронил, что, выйдя ночью в путь, нельзя ругаться вслух, это привлечет злых духов ночи.

– Злые духи уже вьются над нами! – прошептал Цезарь, обратив ко мне свое бледное лицо. – Я чувствую их холодное дыхание.

Мне захотелось сказать Цезарю, что это задул ветер с севера и злые духи тут ни при чем. Однако я промолчал, сознавая, что Цезарю, как сыну своей эпохи, все равно везде и всюду будут мерещиться демоны и божественные знаки.