Легионер. Книга 2

Но все эти меры предосторожности не могли исправить главной ошибки. Мы шли по почти незнакомой территории, которую полностью контролировал враг. Мы шли в самое неподходящее для маршей время года. Мы шли, отягощенные огромным обозом, который связывал нам руки и уменьшал скорость передвижения. Эти грубейшие ошибки и просчеты командования привели к тому, что боеспособность легионов была снижена донельзя. И варвары с успехом пользовались этим. Боевое охранение попросту не могло сдерживать их.

То там, то тут, германцы просачивались сквозь наши дозоры и нападали на колонну. Мы огрызались, как раненый, загнанный в ловушку зверь. В наших контратаках было больше отчаяния, чем злости, больше обреченности, чем жажды победы, больше безысходности, чем надежды.

Среди нападавших мы часто узнавали отряды, которые совсем недавно располагались в нашем лагере, изображая из себя преданных союзников. Это бесило больше всего. Конечно, предательство можно назвать военной хитростью. Но много ли доблести в победе, добытой не мужеством, а хитростью? Порой поражение может принести больше славы, чем победа. Впрочем, варварам эта истина была неведома.

Целый день мы пробивались вперед, отражая постоянные атаки германцев. Дождь не переставал. Из-за него наши щиты постепенно приходили в негодность. Дерево и кожа скутумов тяжелели, набухали прямо на глазах. Бросать мы их не отваживались, но и защищаться не могли. Просто забросили за спины, в надежде на прочность кольчуг.

Каждый шаг стоил нам одного солдата. Раненых мы тащили на себе, зная, что германцы их обязательно добьют, если их оставить. Многих убитых оставляли, хотя это во все времена считалось позором. Разбитые повозки мы бросали на дороге, иногда прямо с вещами. Теперь уже никому не приходило в голову заботиться о своем добре. Время от времени мы проходили мимо деревьев, ветви которых были увешаны головами наших солдат. Это означало, что еще одна передовая центурия наткнулась на очередную засаду.

Выть хотелось от злости и бессилия. Некоторые, не стесняясь, плакали. Большинство же угрюмо молчали, глядя под ноги.

Так и шли. Шли долго. Очень долго. Этот день мне показался самым длинным в моей жизни. Тогда я еще не знал, что впереди еще три таких же дня. Если бы знал, не раздумывая, бросился бы на меч.

К вечеру мы все же выползли на более или менее открытое место. Во всяком случае, здесь можно было разбить лагерь. Без него нас вырезали бы ночью, как овец. Само собой, германцы пытались нам помешать. Они были предателями, но не были дураками.

Ливень превратился в надоедливую морось. Но это было куда лучше, чем нескончаемые потоки воды. Наша когорта стояла в охранении. Позади раздавался стук топоров — солдаты других подразделений рубили лес для устройства лагеря. Иногда к этим вполне мирным звукам примешивались звуки боя. Германцы и не думали оставлять нас в покое.

Моя центурия, растянувшись в длинную линию прикрывала несколько небольших групп лесорубов — человек по пять — семь. Еще пара десятков солдат, зачищала срубленные деревца и ветки, несколько человек оттаскивала наспех затесанные колья к лагерю. Неутомимый Бык сновал вдоль нашей боевой линии, подбадривая солдат, кого добрым словом, кого затрещиной.

Чтобы усложнить варварам задачу, мы везде, где только было можно, разожгли костры. Сырые дрова давали больше дыма, чем света, но все же…

Я стоял, до рези в глазах всматриваясь в темноту, но все равно не заметил, как небольшой отряд германцев подкрался совсем близко. Только когда вдруг ожили тени и несколько наших солдат рухнули, я сообразил, что то, что я принимал за колеблющиеся на ветру кусты на самом деле были германцы.

Заорав во всю глотку: «к оружию!», я ринулся к варварам. Они уже прорвали нашу линию и теперь неслись к парням, которые валили лес. Оружие те, естественно оставили в стороне, чтобы не мешало работать, оставив при себе только кинжалы. На мое счастье неподалеку оказался Бык. Он сразу понял, что к чему.

— Тревога! К оружию, бараны! — взревел он.

Первыми в неплотный строй германцев врубились именно мы с Быком, вызвав замешательство в их рядах. После минутной неразберихи, за время которой мы успели отправить к праотцам нескольких человек и занять удобную позицию, встав спиной к спине, германцы разделились. Часть побежала к лесорубам, которые в спешке бросали свои топоры и хватали первое попавшееся оружие, остальные насели на нас с Быком.

Вот это была драка! Честно говоря, я тогда уже попрощался с жизнью. В неверном свете костров разрисованные краской германцы с оскаленными в криках ртами были похожи на каких-то неведомых чудовищ. С короткими копьями наперевес, они бросались на наши щиты всем телом, пытаясь если не проткнуть нас, то хотя бы сбить с ног. Мне повезло, что позади стоял Бык. Он врос в землю, как скала и не давал мне упасть. Я только успевал отмахиваться мечом от копий, даже не думая о том, чтобы поразить кого-нибудь из врагов. Зато Бык, не уступавший ни ростом, ни силой германцам успел прикончить троих, прежде чем к нам подоспела помощь.