И заржал. К нему присоединились остальные. Я внимательно посмотрел на девчонку, тихо сидевшую чуть в стороне, не сводя с нас испуганных глаз. Мне стало понятно, что так развеселило ребят. Девчонка была ужасающе грязной и тощей, будто ее месяц морили голодом. К тому у нее же была заячья губа. Короче, красавицей ее не смог бы назвать и слепой…
Она вся дрожала то ли от страха, то ли от холода и пыталась удержать разорванное платье, которое то и дело сползало с плеча.
— Не бойся, — сказал я. — Мы тебе ничего плохого не сделаем.
Она меня не поняла. Затряслась еще сильнее. Я повторил то же самое по-гречески. Это помогло. Она что-то защебетала в ответ, но говорила слишком быстро. Я не настолько хорошо знал греческий.
— Помедленнее. Говори медленнее, я плохо понимаю.
— Это она на каком, командир?
— На греческом.
— А ты и по-гречески можешь?
— Могу, только плохо.
— Вот это да…
Туповатому Крохе я, наверное, в этот момент показался вторым человеком, после цезаря. Девчонка продолжала что-то быстро и сбивчиво говорить, но я понимал одно слово из десяти. И тут раздался рев Быка. Он совершенно неожиданно появился здесь во главе небольшого отряда.
— Эй, обезьяны, что это тут за сходка? Какого рожна вы здесь делаете? Вы должны быть в пяти кварталах отсюда, мулы!
Мы мигом забыли про девчонку.
— Привал, старший центурион, — сказал я, вставая так, чтобы закрыть собой девчонку.
— Ты почему без доспеха, декан? Жить надоело? Или думаешь, что всех тут уже победил?
— Никак нет, старший центурион!
— Быстро приведи себя в порядок! А кто разрешил отдыхать? Вы что, обезьяны, слышали команду отбой?
— Никак нет, старший центурион! — дружно рявкнули мы.
— Ну понятно, — протянул он, оглядывая близлежащие дома, в которых орудовали легионеры из нашего отряда. — В общем так, мулы, вернемся в лагерь, я вам напомню, что такое служба. Мало не покажется. А сейчас быстро собирайтесь и тащите свои задницы дальше, к восточной стене. Если к концу этой стражи вас там не будет, лучше… Так, а это что?
Бык вразвалочку подошел ко мне и отодвинул в сторону. Посмотрел на девчонку, которая, увидев это чудовище, чуть не померла от страха, и вдруг оглушительно захохотал. Девчушка взвизгнула, метнулась ко мне и схватилась на край моей туники. Это развеселило Быка еще больше. Я же готов был сквозь землю провалиться.
— Что, декан, на баб потянуло? — вытирая слезы, спросил Бык. — Вкус у тебя хороший, клянусь Марсом! Экую красотку себе отхватил, а!
Он снова расхохотался. А за ним и все остальные. Не до смеха было только девчонке и мне. Я попытался отцепить ее руку от туники, но девчонка умоляюще посмотрела на меня и прижалась к моей ноге. Я подумал, что всех удар хватит, так они грохнули… Что с них взять? Мулы они и есть мулы. И шутки у них мульи.
— Ладно, ребята, повеселились, и будет, — сказал, наконец, Бык. — Вишь как декан смущается… Выступаем, выступаем! Нам еще топать и топать. Быстрее, мулы, становись! Гай, ты бери свою милашку и дуй к дворцу, там пленных собирают. Ох, и завидую я тебе, парень!
Продолжая хохотать своей шутке, Бык повел отряд за собой. А я остался один на этом проклятом дворе. Лучше бы уж не заходили сюда.
Девчонка осмелела и поднялась на ноги. Ростом она оказалась не такого уж и маленького. Чуть пониже меня. Да и лет ей, судя по всему, было не так уж и мало. Никак не меньше тринадцати. Она подбежала к телу убитого сирийцами парня, упала перед ним на колени и заплакала навзрыд.
Этого мне еще не хватало. За свою жизнь я с женщинами почти и не общался. Совершенно не знал, что делать, когда они плачут. Да еще так жалостливо. Но, поразмыслив, решил дать ей выплакаться. А сам тем временем натянул кольчугу, надел шлем и подобрал свое оружие. Хоть город большей частью и был в наших руках, осторожность не помешает.
Девчонка перестала рыдать и теперь тихо сидела, раскачиваясь всем телом рядом с трупом. Я подошел к ней. Она посмотрела на меня.
— Ну и что мне с тобой делать теперь? — проворчал я.
Взгляд у нее тут же стал тревожным.
— Да ладно, не бойся. Сейчас отведу тебя туда, где ваших собирают… Может, кого из родни найдешь.
И переходя на греческий, скомандовал:
— Давай, иди за мной.
Вместо того чтобы послушаться, она опять схватила меня за тунику и что-то быстро сказала, указывая грязным пальцем в сторону сарая.
— Да не понимаю я тебя! Говори очень медленно…
Она глубоко вздохнула и сказала чуть ли не по слогам.
— Там остался римлянин. Надо вытащить его из ямы. Иначе он умрет.
— Какой римлянин? Солдат? Он ранен?
Она замотала головой.
— Нет, он очень давно там сидит. Тоже раб, как и я. Ты хочешь его спасти? Он хороший. Нам с братом помогал.
— Это твой брат? — я кивнул на мертвого парня.
— Да, — она снова заплакала.
И зачем только я это спросил?