Легионер. Книга 3

Неужели все так и будет? Похоже на то. Но почему? Или действительно есть какая-то высшая справедливость, закономерный ход событий, который мы, смертные, не в силах постигнуть? Божественные планы, в которых нам отводится более чем скромное место и самое лучшее — смириться с этим, не терзая себя вопросами, на которые нет ответа. А если и есть, то все равно мы не в силах его понять. Или все гораздо проще? Цепь совпадений, слепой случай… Что если бы я тогда обходил посты чуть раньше? Или пошел бы не напрямик, а в обход по полю? Что если бы Луций в том бою шесть лет назад поднял скутум на два пальца выше? Или если бы Холостяк обернулся чуть раньше?.. Может, и нет никакой божественной воли? Нет у богов никаких планов… Они просто бросают кости нашей судьбы на стол и сами не знают, что выпадет — «собака» или «Венера». Да и плевать им на это, наверное. Что такое для вечно молодых богов жизнь какого-то неудачливого центуриона?

Не знаю… И никогда мне уже не понять, почему все получилось так, а не иначе. Просто нет времени. Да и, в сущности, какая разница, есть какой-то план, о котором мы ничего не знаем, или его попросту не существует? Итог-то один — смерть. И умрешь ты так и не поняв, зачем все это было нужно — жизнь, борьба, какие-то мечты и стремления… Все это теряет смысл вместе с твоим последним вздохом. Ты приходишь в этот мир, ничего не понимая, и уходишь, понимая еще меньше. Это удел смертных.

Но отец… Как мне не хватает сейчас твоего совета! Ты всегда умел сделать сложное простым.

Не помню, сколько я так просидел, прислонившись к шершавой стене, слушая возню неизвестного зверька в углу хижины и размышляя о своей судьбе. В хижине было совершенно темно. На улице не раздавалось ни звука, будто вся деревня вымерла. Я сидел и таращился в никуда, постепенно теряя ощущение реальности. В какой-то момент мое тело словно перестало существовать. Я не чувствовал ни боли, ни голода. Я словно растворился в окружающей меня тьме. Слился с ней, стал ее частичкой, крошечной беспросветной точкой, свободно парящей в океане мрака.

Поэтому я не удивился, когда увидел прямо перед собой отца. Разве может чему-то удивляться сгусток тени?

Таким отца я не видел ни разу. Он был в полном снаряжении. Тяжелая кольчуга, военный пояс, поножи, меч на боку, шлем с плюмажем висел на груди, будто отец приготовился к долгому маршу.

— Ты не виноват, что все так вышло Гай, — глухо сказал он, не глядя мне в глаза. — Главное — ты пытался сделать то, что должен. Важен путь, по которому ты идешь, а не итог этого пути. Итог у всех одинаков. А вот пути разные. Если смог пройти по своему — значит, не зря прожил жизнь. Только вот беда — понять, по своей ли дороге шел, можно только в самом конце. И уже поздно бывает куда-либо сворачивать. Так со мной и получилось.

— О чем ты говоришь, отец?

— Поймешь, когда придет время.

— Оно уже пришло. Совсем скоро я присоединюсь к тебе.

— Нет. Мы никогда с тобой не встретимся больше. Здесь все очень одиноки… Впрочем, как и в мире живых. Прощай. И помни — я не в обиде на тебя. Ты был хорошим сыном и хорошим солдатом. Не твоя вина, что смерть моя осталась неотомщенной…

— Подожди. Скажи, это все из-за камня? Он действительно так важен?

— Для них — да?

— Для кого? Отец! Отец!

— Не получилось у тебя, да, Гай?

Передо мной был уже не отец. Напротив меня сидел Марк Кривой. Его горло пересекала тонкая красная полоса.

— Жаль, конечно. Но ты это… Не грусти. Придет и его час. Смерть всех равняет. Какая разница, кто раньше умер? Вар все равно не уйдет от нее. Так что не печалься. Главное, что жил правильно. Остальное неважно.

— Правильно?

— Конечно. Ты ведь верил в то, что делал.

— Разве это так важно?

— А как ты думал? Люди ведь живут, ничего не зная — кто они, откуда взялись, зачем появились на свет, куда уйдут потом. Во мраке живут. Одна примета — вера в то, что делаешь. Без нее будешь кругами ходить, да без всякого толку.

— Но ведь я и так ничего не добился. Да еще и умру глупо.

— Как не добился? Никого не предал, никого не обманул, никому подлости не сделал. Правильно жил, по совести. За спинами не прятался, сам спины врагам не показывал… Разве ж этого мало? Живые все суетятся, как будто им вечно жить. Деньги, звания, пожрать да попить повкуснее… А о главном и подумать им некогда из-за этой возни.

— А что главное-то Марк?

— Никто этого не знает, центурион, — теперь это был голос Квинта Быка. — И в то же время, знает каждый.

— Квинт Бык! Ты?

— Я, — ответил Бык, выплывая из темноты.

Кольчуга на его груди была порвана в нескольких местах, но следов крови не было.

— Смотрю, не ошибся я тогда, помнишь? Когда сказал, что ты дослужишься до центуриона. И гляди-ка, малыш Гай носит меч на левом боку! Молодец, молодец, не подвел старика.

— Но я не сделал самого важного?

— Чего?

— Не убил Вара.

— А, тот самый римлянин, который мне всю кольчугу изорвал… Ну так что с того?

— Я хотел отомстить.

— Понятно… Это ничего, центурион, пустяки.

— Как же так? Ничего себе пустяки! Где же справедливость?

— Так нету ее. Вот сам посуди, ведь там, где справедливость, там и правда, так?

— Да.