Легионер. Книга третья

– В Воеводское ехать? – переспросил кучер, сдвигая картуз на самый затылок и с сомнением поглядывая на колеса брички. – Сумневаюсь тады, господин анжинер, что к вечеру возвернёмся! Скорее, колесья на первой же версте отлетят. Туды на ломовике ехать сподручнее, господин анжинер. В контору надо вертаться и просить у начальства ломовика.

– Ну, на конюшне я и без начальства телегу вытребовать взять могу, – пожал плечами Карл. – Неужели в Воеводское такая дорога плохая?

– Дорога? Энто тока название одно, что дорога, – сплюнул кучер. – Сам увидишь, господин анжинер. Так что, без записки из конторы на конюшню прикажешь ехать?

– Поехали, поехали, дядя!

* * *

Вопреки планам Ландсберга потратить на недалекую поездку несколько часов, вернуться в поселок пришлось гораздо раньше. И не на взятой с конюшни телеге, а пешком, ведя охромевшую лошадь в поводу. Саму телегу, не выдержавшую противоборства с пнями и мощными корнями, вылезавшими из глинистой заболоченной земли, точно гигантские змеи, пришлось бросить на так называемой дороге.

С этой, самой первой своей поездки по острову, Карл был поражен и состоянием дороги, и крайним невежеством ее строителей. Напрасно кучер, пряча в кудлатой бороденке ехидную улыбку, уверял «господина анжинера» в том, что на острове иных дорог просто нет. Ландсберг недоверчиво качал головой и был убежден, что сия дорога в Воеводскую падь находится в удручающем состоянии по причине своей невостребованности, и что туда существует нормальная дорога; кучер же, желая поиздеваться над сахалинским новичком, просто повез его по какой-то богом забытой первобытной тропе.

Прошло совсем немного времени, и новый инженер окончательно убедился, что кучеру и в голову не пришло издеваться над ним, а на острове словно никогда и не слыхали о несложных, в общем-то, правилах строительства и содержания проезжих путей. Если на Сахалине дорогу били через тайгу, дело ограничивалось вырубкой неширокой просеки, причем пни вырубленных деревьев корчевать никто не удосуживался. Просека засыпалась обрубленными сучьями, и дорога считалась пробитой. Через месяц, много через два «засыпка» из сучьев между пнями размывалась дождями, растаскивалась колесами проезжающих экипажей и телег, пни и корни вылезали наружу так, что переставлять здесь ноги могли лишь привычные местные лошади. Что же до колес и осей телег, то они «летели» здесь на каждом шагу.

Ландсбергу с его не столь давним саперным опытом нетрудно было догадаться, что сырой и дождливый сахалинский климат через самое малое время заболачивал проделанную просеку так, что конному путнику проще и безопаснее было пробираться не по такой «дороге», а рядом с ней.

Водоотводных канав вдоль дорог на Сахалине тоже не делали. Как будто, дивился Ландсберг, местные жители, родившись на острове, сроду не бывали на материке и никогда не видали, как устроены дороги там.

Сдав на конюшне повредившую ногу лошадь и вытребовав новую телегу, Ландсберг приказал кучеру ехать в сторону Тымовского. Но и тут приличная дорога кончилась, едва путники миновали Александровскую ферму: путников встретили те же пни и корни в узкой, петлявшей по тайге просеке.

Вернувшись в Дуэ к концу рабочего дня, Ландсберг, внутренне противясь, все же завернул в свою контору и попробовал расспросить Чепланова о наличии на складах строительного управления песка и щебня, однако просто был поднят на смех.

– Ты что, издеваешься надо мной?! – взъярился под конец настойчивых расспросов Чепланов. – Какой щебень? Какие-такие водоотводные канавы?! Ты что же, сударик, ежели начальству ко двору пришелся, так полагаешь, что и над приличными людьми имеешь право зубы свои каторжанские скалить?!

Поняв, что в конторе единомышленников ему не найти, Ландсберг со всем почтением поспешил откланяться, осведомившись под конец у начальника канцелярии о «движении» подписанных князем бумаг.

Против его ожидания, оборот документов на Сахалине, в отличие от прочего, оказался на высоте. Бумага о перечислении ссыльнокаторжного Карпова для чертежных работ в канцелярию, как его уверили, уже у начальника тюрьмы. И ежели господину инженеру угодно, то он волен поселить означенного Карпова где ему заблагорассудится. Хоть и на своей квартире.

Михайла, уже наслышанный о переменах в своей судьбе, поджидал «кумпаньона» на крылечке карантинного отделения со своим тощим мешком. Хотя приятели не виделись всего-то неделю, встреча вышла искренне-теплой.

– Ну, говорил я тебе на «Нижнем Новгороде», Христофорыч, что в таких людях, как ты, Сакалин оченно нуждается? А? Гляди: не успел приехать, а уже в начальствах пребываешь. И меня, молодец, не забыл, – похвалил Михайла. И, оглянувшись, поинтересовался. – Что в чертежники меня определил, Христофорых, то добре! Только надо было прежде меня спросить: способен я к этому делу или нет? Черкать карандашом по бумаге я умею, конечно, но тебе ж не это мыслю я, требуется?

– Разберемся, Михайла! – махнул рукой Карл. – Дело сие нехитрое. Садись в экипаж, поехали ко мне на квартиру. А то Фролов, боюсь, заждался уже нас с тобой.