Легионер. Век Траяна

— Да нет там ничего ужасного. Есть горячие источники, как раз на них и построены термы. Сам император Август там излечился, и другие вполне приличные старички приезжали купаться в наших водах. Оно, конечно, если выйти к вечеру на берег, так увидишь, как роскошные корабли с золочеными носами отчаливают от берега. Сверкает перламутровая отделка в багряных лучах, паруса превращаются в пурпур. На берегу садятся ужинать отдыхающие, расставляют ложа и столики или попросту расстилают на песке ткани. Повсюду музыка, смех…

— Как красиво! — воскликнула Майя-младшая. — Я просто все это вижу.

— Кстати, на таких кораблях я часто бывал, — расхрабрился Кука. — Однажды плавал на корабле самой Юлии, дочери божественного Тита.

— Неужели? — Глаза Майи-младшей так и заблестели.

— Бедняжка, она умерла такой молодой! — вздохнул ликса Кандид.

— Пыталась вытравить плод от Домициана, вот и померла, — тут же поведала добродетельная хозяйка.

— Майя! — возмутился ликса.

— Да это же все знают: она спала с родным дядей! — поджала губы Майя. — Мне об этом любовница легата Наталиса рассказывала.

— А я… вообще-то начинал в Тире красильщиком пурпура. — Кандид попытался спешным маневром сменить тему разговора. — Там-то я смекнул, что торговля — главный путь к богатству. Сами посудите, если крашенная в пурпур шерсть стоит в сорок раз дороже некрашеной…

Виночерпий тут же подскочил и наполнил его кубок, по опыту зная, что рассказ хозяина будет долог.

— Милый муженек, по-моему, нам пора купить пару ученых рабов, чтобы один читал стихи, а другой играл на кифаре, — прервала супруга Майя: ей совсем не улыбалось слушать рассказы мужа про его путь наверх, она выучила их наизусть и могла любую фразу продолжить вслед за мужем.

— Вот уж нет, на такую ерунду тратить заработанные потом и кровью деньги не собираюсь. Видал я таких бездельников. В Италии один невежда купил себе целую ходячую библиотеку: один раб знал в совершенстве Гомера, другой — Вергилия, прочие — еще какого-нибудь знаменитого поэта.

— Я могу почитать, — предложил Кука, но его предложение проигнорировали.

— Может быть, ты, молодой человек, нам что-то прочтешь? — обратилась хозяйка к возлежащему подле нее Приску. Вкусам Куки она явно не доверяла.

— Что именно? Катулла? Вергилия? Овидия? — спросил Приск небрежно. Он уже захмелел, в тоне его и в манерах нет-нет да и проскальзывало высокомерие.

— Овидия… — попросила Майя-старшая. — Он жил здесь неподалеку, в Томах.

— Это пожалуйста.

Приск поднялся. Сделал глоток, улыбнулся Майе-младшей, подмигнул Кориолле и начал:

Хоть в населенье страны перемешаны греки и геты,
Незамиренные все ж геты приметней в быту.
Много сарматского здесь и гетского люда увидишь —
Знать по просторам степным скачут туда и сюда.
Нет среди них никого, кто с собой не имел бы колчана,
Лука и стрел с острием, смоченным ядом змеи.
Голос свиреп, угрюмо лицо — настоящие Марсы!
Ни бороды, ни усов не подстригает рука.
Долго ли рану нанесть? Постоянно их нож наготове —
Сбоку привесив, ножи каждый тут носит дикарь.[34]

— Да уж, — нахмурился Кандид, — таких дикарей тут всюду полно. Выпьем за славу Рима! Принеси-ка мой ритон, Севт! — приказал он виночерпию. — Говорят, наш бог Вакх, которого местные называют Сабазием, родился в этих местах.

Севт вернулся с серебряным сосудом в виде рога, увенчанным фигуркой коня. Приск оценил красоту работы — тончайшие каннелюры на самом ритоне, золотую инкрустацию на груди и голове серебряного скакуна. Пока виночерпий держал ритон, второй раб заливал в рог неразбавленное вино. На груди у серебряной коняшки имелось маленькое отверстие, и вино, пенясь, забило из него струей.

— Пейте! — закричал Кандид, хлопая в ладоши. — Пейте все по очереди!

Первым подставил рот под пенную струю Приск, потом его сменил Кука. Так виночерпий обошел всех гостей, и каждый новобранец отведал пенного напитка.

— Что теперь? — спросил юнец Квинт, отирая лицо — похоже, ему в рот попало всего несколько капель. И еще похоже, что неразбавленное вино он пил впервые в жизни.

— Теперь вы побратимы! — объявил ликса, считавший себя большим докой по части местных обрядов.

— Пьем по новой! — закричал Кука. — Чтобы быть вдвойне братьями!

Они выпили.

А потом еще. И еще.

После чего большой кусок происходящего выпал из памяти Приска.

Он только смутно помнил, как Кука сидел верхом на быке в перистиле, а сам Приск кормил быка паштетом, совал ложку в рот медной твари и говорил:

— Кушай, дорогой!

— Ужасно, но быки не едят паштет! — бормотал Квинт Марий, обхватив Приска за шею. — Нет, не едят.

— А что едят?

— Мед… вот… ик… мед…