Легионеры

Он продолжал живописно рассказывать, как собутыльника элегантно и красиво, выворачивало в приступе рвоты. И так в своем повествовании преуспел, что через минуту образного повествования, его слушателя, как пушинку сдуло с места. Он приземлился у унитаза в привычной позе. Где его опять, пахучим фонтаном, густой, тщательно продезодораненной жидкости, вперемешку с ядовитым, сжигающим нежную гортань желудочным соком вырвало.

— Молодец! Уважаю…

Вдогонку закричал ему Душан, не понимая, что гостя, именно от его рассказов, опять рвет.

Сегодня было уже чуть проще. Появилась вода. Он долго полоскал рот и как-то исхитрился, над ванной, еще более заполненной пустыми бутылками, умыться. Холодная вода принесла кратковременное облегчение. Он вернулся в комнату, где Душан продолжал с восхищением рассказывать о прекрасном и по-домашнему уютном вечере культуры и отдыха.

— …Ты хоть и уверял меня, что сыт, но коробку солененьких орешков как мельница перемолол, раз и нету ничего. А потом удивил. Удивил по настоящему. Орехи ты запивал вот этой дрянью, — он достал спрятанную за книгами плетенную бутылку от оливкового масла. — Я ее специально решил сохранить, как музейную реликвию. Буду своим ребятам показывать.

Когда Сергей увидел эту бутыль и особенно после того, как прочитал этикетку на ней, к горлу подкатился уже не комок, а здоровенный, сладко-кислый ком, отдающий чем-то сродни, закуски из морга.

Природа образования цунами до сих пор не ясна. Поэтому откуда внутри организма взялся девятый вал, который мощно понесло на незащищенные участки суши, ставшие посмешищем в глазах бешеной стихии — было непонятно.

На это раз, организм расплатился с обидчиком сполна, позволив возмущенной физиологии разгуляться на славу. Из кресла молодого и глупого Платнова, этого любимца и баловня богатой и знатной семьи, катапультировало к унитазу, как пробку из бутылки шампанского.

То что было до этого, было легким ручейком струящимся по тенистой равнине. Сейчас из него извергались струи подобные Ниагарскому водопаду. Казалось, внутренности с ревом сверхзвукового бомбардировщика, вылетали вместе с отходившими водами, с которыми, по мужской невнимательности выплеснули и ребенка.

Долго еще он стоял в затейливой позе «Скорбящей и раскаивающейся Магдалины», сквозь слезы умопомешательства проклиная всех, согласно длинному списку, но каждый раз, не дойдя и до середины, возвращался к главному мерзавцу и подлецу, к себе.

С большим трудом… С пятой попытки… Все-таки сумел разогнуться и заставил себя разжать страстные объятия, в которых трепетало узкое тельце сантехнического приспособления. В наступивших только для него сумерках, с трудом ориентируясь, где он и для чего его занесло в незнакомую действительность, пошатываясь поднялся…

От всего случившегося и водой пока не смытого, тянуло гнилью и тиной — зеленой и жирной, с элементами химической отравы.

В зеркало смотреть на себе не рискнул, но воду дрожащей рукой спустил. Прочистил Сергей забитый рвотными массами нос и прополоскав в очередной раз рот, смог ясно разглядеть участливо склонившегося над ним Душана. Тот выглядел довольно сконфуженным и смущенным.

— Санитары не понадобятся? — как у тяжелораненого в неравном бою, поинтересовался он.

— Нет, — не то прошептал, не то прошелестел сухими, неподвижными губами, вконец обессиливший Сергей.

— Ну и славно, — подвел черту под затянувшейся дискуссией Душан. — Пошли, у меня против такого горя есть отличное, проверенное средство, примешь его, будешь, как огурчик.

Они вернулись в комнату. На этот раз, Сережа в кресло не сел. Он, как женский чулок, небрежно сброшенный легкомысленной и нежной ручкой, полуприсел, полуприлег в кресло, повторяя все его изгибы и неровности.

Пока он пытался расположиться и принять подобающую его состоянию позу, Душан ногой придвинул к окну столик и поставил на него полный стакан неизвестного «спиртуоза». Это было именно то лекарство, о котором он так уверенно говорил: «Помогает от всего и всегда под рукой. Рецепт на эту микстуру, можешь выписать себе сам».

— Я не за этим.

Содрогнувшись в очередной раз, просипел сожжеными голосовыми связками измочаленный Сергей. И в дополнение, указывая на принесенную корреспонденцию, привел серьезный аргумент

— Я твои журналы принес. Возьми их себе.

Последнее предложение прозвучало, как окончательное проявление воли покойного, который будучи уже в состоянии безответственности, начинает раздавать не принадлежащее ему имущество.

— Спасибо, друже!

Душан взял журналы в руки, посмотрел на них непонимающе, мол, для чего это все и небрежно швырнул их на диван. И уже совсем не к месту, добавил.

— Ты знаешь? Очень ты мне понравился. И выдержка в тебе есть и стойкость. Хотел бы я иметь такого брата.

Сергей, сквозь пудовые ресницы, отказывающиеся подчиняться их владельцу, мог только созерцать мир. Правда, для иронии над собой, силы у него нашлись.

— Выдержка…

Он попытался улыбнуться, но лучше бы он этого не делал, так как лицо пришлось возвращать в первоначальное состояние, при помощи рук, растрачивая при этом впустую последнюю энергию.