Легионы просят огня

— Какой интересный человек. Он мог бы быть консулом, — говорит Пилат. — Жаль, что он родился варваром.

Чудовищное обаяние все-таки у моего братца. Даже на человека, который его впервые видит, Луций произвел сильное впечатление.

К глубокой ночи некоторые из нас плохо стоят на ногах. Но префект конницы из Пятого Македонского — крепкий парень. Он еще пытается философствовать.

— Когда власть избранных заменяют властью толпы… — и Пилат качает головой. Рассказ Арминия явно не дает ему покоя.

— Не дай боги вам когда-нибудь столкнуться с желаниями толпы, префект, — замечает Нумоний. По легату Восемнадцатого трудно понять, сколько он выпил. — Это страшная сила, поверьте. Зря вы ее недооцениваете. Она может заставить вас сделать то, чего сами вы никогда бы делать не стали.

Легат Восемнадцатого точно злится на кого-то. Отрывисто произносит слова, не глядя на собеседника.

— Вряд ли такое случиться, — Пилат серьезен, но в глазах мелькают насмешливые искорки. — Но если даже случиться, надеюсь, я сумею сделать правильный выбор, легат. Свой выбор.

Мы с Нумонием переглядываемся. Нумоний поднимает бровь. Эх, префект.

Молодость, молодость. Как ты наивна!

Даже я смотрю на его девятнадцать лет свысока.

— Не сомневаюсь, — говорит Нумоний мягко. — Не сомневаюсь.

* * *

За окном таверны «Счастливая рыба» медленно синеет сумрак. Однорукий поднимает чашу с вином и нюхает. Ставит на стол, не пригубив. Все как обычно. Тиуториг, беловолосый варвар с ледяными глазами, никогда не пьет. Словно боится, что его отравят.

— Это будет… непросто, — говорит он.

Человек смотрит на Тиуторига в узкие прорези серебряной маски.

— Но возможно?

— Конечно.

— Что ты предлагаешь?

Тиуториг медлит, затем говорит:

— Атакуем здесь и здесь. — Он склоняется к столу и показывает на карте. Она непривычная, но можно приспособиться. — Одновременно отрезаем хвост и голову каравана… Главное, полная внезапность. Затем добиваем тело.

Человек в серебряной маске кивает.

— Хороший план. Только мы кое-что изменим…

Он говорит. Тиуториг слушает, затем кивает. Так действительно лучше.

— Может сработать, — он чешет культю левой рукой, зевает.

— Вар сделал глупость, отправившись в лес с обозом, — говорит человек в серебряной маске.

— Он еще ее не сделал.

Серебряная маска качнулась. Тиуторигу показалось даже, что она улыбается.

— Сделает. Обязательно сделает.

* * *

На следующий день я прибываю в Ализон. Мокрые и раскисшие от ночного дождя улицы. В лужах отражается серое небо. Мне нужно увидеться с Туснельдой.

Знает ли она, кто такой Арминий?

Хороший вопрос.

— На самом деле Рима нет, — говорит Туснельда.

Шорох зелени вокруг нас, запах цветов — последних в этом году, и черное пятно няньки, сидящей на приличном расстоянии — так, чтобы нас не слышать.

Хотя уверен, черная гарпия слышит, как растет трава, и видит не хуже орла.

Я медлю, затем спрашиваю:

— Почему Рима нет?

Она пожимает плечами.

— Потому что его никто никогда не видел.

Волей-неволей мои брови поднимаются. Удивление.

— Я видел Рим, — говорю я.

Она фыркает.

— Ты думаешь, это доказательство, римлянин? Но на самом деле… то, что ты говоришь — не обязательно правда.

В первый момент я хотел рассмеяться, потому что рассуждения ее совершенно детские… или — как это? — варварские, но потом… При всей внешней странности слов Туснельды, звучит это вполне убедительно. Что ж… попробуем отнестись к этому, как к логической задаче. Упражнение в рассуждении о некоей ситуации, которой никогда не было. Мои греческие учителя любили такие игры ума.

Или декламаторы, которых обожает Август — вроде того же Апулея или Квизона. Они вечно задаются странными вопросами.

«Например, что было бы, если бы у людей были квадратные головы?»

— Ты знаешь, что Рима нет, так? (город с населением, по последней переписи — постойте… четыре с половиной миллиона жителей) Я же говорю: Рим есть. Я знаю, что он существует, потому что я его видел. Ходил по его улицам. Дышал его воздухом. Ты опираешься в своих рассуждениях на авторитетные источники?

— Что?

— Ээ… кто тебе это сказал?

— Наш жрец.