— Арминий, сын Сегимера, римский гражданин! — объявляет он. — Займите место на скамье обвиняемых!
Арминий кивает мне и садится. Внешне он совершенно спокоен.
Смертная казнь, значит. За государственную измену положена смертная казнь…
В Риме бы его привели на нижний уровень тюрьмы Туллия, в темные, низкие катакомбы, где от падающих с потолка капель вздрагивает заплесневелое эхо — и удавили. Молча и грубо, под глухую капель. Как сделали это когда-то с катилинариями, сторонниками Луция Сергия Катилины.
Процесс суда состоит из трех частей.
Первая: обвинительная. Речь истца (или его адвоката).
Вторая: изыскательная. Судья допрашивает ответчика. Адвокаты молчат.
Третья: оправдательная. Речь ответчика (или его адвоката) в собственную защиту.
И только после этого судья выносит свое решение.
В связи с походной обстановкой адвокатов отменили. Так что мы теперь будем наслаждаться тщательно отрепетированным косноязычием участников.
Скамья истца до сих пор не занята.
— Кто обвиняет меня? — Арминий, царь херусков, встает и оглядывает присутствующих. Он поразительно красив. Белоснежная военная туника и белый панцирь, украшенный вставшими на задние лапы львами. У Арминия короткие светлые волосы, ярко-голубые глаза и резкий профиль.
Он, проклятье, больше похож на настоящего римлянина, чем все настоящие римляне вокруг него.
Поднимается шум. Нам самим интересно, кто этот таинственный обвинитель.
— Почему я не вижу его перед собой? Видимо, он слишком занят, пересчитывая серебро?
Вокруг — смех.
Доносчику по Плавциеву закону положены неприкосновенность и денежная награда.
— Сколько мне еще ждать? — Арминий явно издевается. Молодец, брат. Он уже перетянул на себя симпатии присутствующих. Если истец еще промедлит, на его долю достанутся только свист и насмешки толпы. — Пусть этот храбрец выйдет и покажет свое лицо!
— Я обвиняю.
Тишина.
У того, кто это сказал, глуховатый варварский акцент. И тяжелый, глубокий голос.
Арминий резко оборачивается.
— Ты?
— Я.
Он стоит у бокового входа. Очень рослый. Некогда крепкий воин, сейчас он постарел, погрузнел. Стал седым и испортил характер. Сегест, царь хавков. Доносчик. Обвинитель.
А еще он — отец Туснельды.
— Благородный Сегест, — Арминий приветствует моего будущего тестя ироничным кивком. — Прости, что не признал.
Свист, крики, смех.
Свистит кто-то позади меня. Так, что от переливов звука у меня скоро лопнет голова.
— Мне плевать, что вы обо мне думаете, — германец игнорирует шум. Зрители кричат — варвар им не нравится. Некоторые молчат и хмурятся. Вроде Нумония. Легат Восемнадцатого смотрит прямо перед собой, шрам на затылке пульсирует.
— Да, я обвиняю Германа, сына Сегимера… вы знаете его по имени Арминий! Я обвиняю его в измене и в подготовке восстания против Рима. Которому, если кто забыл, он поклялся в верности!
Латынь его звучит так, словно он произносит слова с камнями в глотке. Клекот и глухое рычание.
Варвар, думает большинство римлян.
— И твоя дочь тут, видимо, ни при чем? — осведомляется Арминий иронично.
Сегест, прерванный на полуслове, умолкает. Багровеет.
Вообще, конечно, комедия. Один римский гражданин обвиняет другого римского гражданина в преступлении против общества…
И оба они — варвары.
— Говорят, Арминий просил Сегеста отдать за него дочь, — произносит Нумоний негромко. — Но Сегест почему-то — не знаю, почему — отказал. С тех пор между ними — ад и Преисподняя. Впрочем… — легат Восемнадцатого смотрит на меня пристально. — Но ты, должно быть, и сам это прекрасно знаешь, Гай?
— Нет.
Обвинительная речь Сегеста полна грубостей, оговорок и искалеченных падежей. Ошибки вызывают смех зрителей, грубость — возмущение, латинская грамматика стонет в углу, издыхая. Сегест упорно говорит, не обращая внимания на шум.
Вару несколько раз приходится призывать к порядку, смутьянов преторианцы выводят из палатки.
Наконец, Сегест ставит точку. Арминий кивает. И вдруг начинает аплодировать. Тишина, в которой отчетливо звучат раздельные четкие хлопки…
Лицо Сегеста искажается.
Короткий смешок в толпе. И вдруг зрители начинают аплодировать. Через мгновение это уже овация…
На Сегеста страшно смотреть.
Зрители аплодируют не царю хавков, а его позору.
Впрочем, симпатии толпы сейчас далеко не главное…
Чтобы ни думали зрители, все решает один человек. И этот человек — Квинтилий Вар.
— Арминий, сын Сегимера!
Он встает и выпрямляет спину. Его осанке и благородству облика может позавидовать Гай Юлий Цезарь.
— Вы позволите мне говорить в свою защиту, пропретор?
Вар задумчиво касается губ кончиками пальцев. Он сидит в кресле и слушает.
— Конечно, конечно.
— Спасибо, пропретор. — Арминий выходит в центр палатки. Гул ветра торжественно вторит каждому его шагу.
Арминий оглядывает атриум. Сегест, белый от ярости, сидит на скамье обвинителя. Дерево скрипит, словно с трудом выдерживает тяжесть его гнева.