— Понял! — закричал физик.
— Что понял? Он все-таки шпион? — комендант взволнованно вскочил на ноги.
— Нет, совсем другое!
— А что нам с ним делать?
— Да гоните на все четыре стороны! — эту фразу физик договорил уже за распахнутыми им дверями комендантского кабинета.
Комендант неодобрительно покачал головой:
— Заведует лабораторией, а командует, будто декан. Вот получит выговор за превышение, поймет. Молодо-зелено… И расписку не взял — за золото-то. Но это мы сейчас и без него оформим… Так вы, гражданин, не желаете ли объяснить нам, для какой такой цели вы носите при себе этакие деньжища?..
Гришка был растерян:
— Значит, не уважаешь ты меня как противника. На такую жертву рискнул! Партия же твоя была. Фигуры мои сдавлены, выбор ходов у меня невелик. Верное дело.
— Видишь ли, Гриша, я больше не люблю играть наверняка. И не хочу ждать, пока ты сам проиграешь.
Авдюшко, третий час сидевший у меня в редакции (мы играли в блиц “на вылет” — проигравший уступал свое место), меланхолически заметил:
— Э, нет. Вы многому научились за последнее время, мой дорогой. Но не потеряйте взамен умения ждать.
— Тоже мне умение, — фыркнул Гришка. — Надо — и ждешь.
— Не скажите, дорогой товарищ. Кстати, пора сделать перерыв в блице, голова кружится. И если у вас есть настроение послушать…
— Конечно! — ответили мы в один голос.
— Отлично.
Сон IV. Умение ждать
Вы, Рюрик Андреевич, рассказывали мне свои сны, а теперь я расскажу вам свой. Давний сон. Того далекого времени, когда я был вдвое моложе, в полтора раза худее и в тысячу раз нетерпеливее, чем сейчас. Иду в столовую — а до нее от моего дома два квартала — и думаю: глупо ведь тратить на ходьбу время, все равно я там буду, ничто не может этому помешать. Ничего бы в мире не изменилось, если бы я уже был там. Так почему бы не перескакивать человеку через такие “слепые” промежутки? Или другое. Скорее, например, экзамены в институте сдавать надо. Известно же и мне и профессорам, что сдам, что пятерки получу, что потом, скорее всего, перезабуду все — так нет, мало того, что учить велят, так еще билет надо тянуть, рисковать, переживать, нервничать… Вот когда-нибудь…
Пофилософствовал на эту тему как-то вечером — не в первый раз. Лег спать. А заснул — увидел во сне человека на троне. Трон был, собственно, не троном, а огромными настольными часами — только без стола. В одной руке человек держал, как скипетр, огромную часовую стрелку, в другой старинные круглые часы — нюрнбергское яйцо, я как раз недавно видел такие в музее. Вместо глаз хронометры, нос в виде ремешка от ручных часов, рот — рупор радио, а оттуда несутся сигналы точного времени. В общем, зрелище, скорее, смешное, но во сне мне почему-то жутковато стало. Подошел поближе — исчез “часовой” субъект, а там, где он только что был, на обыкновенном стуле сидит парень с моего курса, Пашка Гирин, с ним мы, собственно говоря, и философствовали больше всего на великую тему о времени.
И говорит мне Пашка:
— Слушай! Великолепная штука! Все твои проблемы решены. Хочешь оказаться в будущем месяце? После сессии?
— Конечно, говорю. А разве можно?
— Да можно, понимаешь!
— Как?
— Слышал о находке в Антарктиде? В прошлом году.
— То, что назвали марсианским кладом, что ли? (Во сне я твердо знал, что в Антарктиде нашли какой-то клад, и знал, как его зовут.)
— Да. Так вот, исследовали это сокровище, исследовали, исследовали… Кое-что поняли до конца, кое-что не совсем. И только в одном вовсе не могли разобраться. В металлическом кубе.
— Помню, помню, его еще прозвали “серым ящиком”. За цвет.
— Молодец. Так пошли же к этому кубу. Разобрались с ним наконец.
— Пошли.
Коридоры, коридоры, коридоры… Даже во сне я понимал — что-то тут неладно. И спросил с опаской:
— А нас пустят к этому ящику?
— У меня там брат командует. Пустят. И не только к ящику, если захотим…
Куб был чуть выше человеческого роста, и в одной из его граней виднелась узкая дверь.
— Это машина по превращению будущего в настоящее, — торжественно объявил Гирин.
— Машина времени?
— Нет, нет. Я сказал точное название.
— Да это же просто игра слов. Где разница?
— Поймешь, когда выйдешь. Не бойся, уже проверяли эту машину, безопасность полная. Где ты, значит, хочешь оказаться?
— Сейчас начало декабря… Хочу в конец января. Разумеется, я во все это не верю…
— Отлично!
Я вошел в куб. Внутри было светло, хоть и не слишком, стены тускловато мерцали в такт друг другу. Прошло несколько минут. На секунду мне стало чуть страшновато, но я отогнал это чувство, подошел к двери и поднял руку — постучать. Не успел. Дверь сама отошла в сторону, и я вывалился из куба прямо в объятия Пашки. А когда освободился из них, понял, что тот решил продолжить розыгрыш. В пять минут успел, сукин сын, переодеться и побриться. Молодец!
— Тебе бы выступать, брат, в цирке. В номере с переодеванием… — начал я и увидел в его руке газету, свернутую так, чтобы число бросалось в глаза. Там стояло 31 января.