Легкие горы

Он ей не нравился. Не нравилось, что Женькин взгляд скользит мимо нее, будто она скучное дерево или камень. Мимо всего скользит Женькин взгляд, он не улыбается. А если дядя Саша начинает рассказывать что-нибудь смешное, только кривит рот, будто и хочет улыбнуться, но что-то внутри держит его улыбку, какая-то пружинка. Женьку не любит Юрась.

– Уткнется в свой фотик, и будто нет никого, – ворчал Юрась.

Женька и правда много фотографировал, но тоже как-то без интереса, будто от скуки. Потом долго просматривал фотографии на экранчике цифрового фотоаппарата. Никому не показывал, да никто и не просил. Наверное, они все были неудачными, потому что Женька много стирал. Из-за этого он пропускал самое интересное: как проплыла совсем рядом с лодкой коричневая утка с утятами, как прыгнули с листа кувшинки три зеленых лягушонка, как кружил над ними ястреб и кричал, как заблудившийся жеребенок, как дядя Саша вытащил первого окуня…

– Женька, смотри, какой окунь!

– Угу, – отвечал Женька, отводя скучающий взгляд.

Когда затаскивали лодку, когда ставили палатку, костер разводили, Женька все так же сидел в стороне. Теперь он достал телефон и играл в игры.

– Красота-то какая, а! – потянулся дядя Саша, почесал живот. – Красота?

– Красота! – согласилась Динка.

Они встали у белой скалы, которую дядя Саша называл Аленушкой. У ее подножья текла узкая горная речка Безымянка, несла ледяную воду в озеро.

– Утром на зорьку пойдем… ох и клюет здесь утречком! А потом тройную уху зарядим, да, Женька?

Женька криво улыбнулся.

– Чего он вообще поехал, – проворчал себе под нос Юрась, – сидел бы дома со своим телефоном.

Юрась тихо сказал, но дядя Саша все равно услышал и погрозил ему пальцем. Он вроде бы и не замечал, что Женьке скучно. Шутил с ним, разговаривал. А Динка и Юрась злились.

Когда совсем стемнело, все, кроме Женьки, пошли купаться. Вода была теплая, тихая, кувшинки светились в сумерках розово-желтыми свечками, шумели камыши. Женька сидел у костра и смотрел на них. Наверное, с завистью.

После купания дядя Саша заварил чай и открыл своим старым охотничьим ножом сгущенку. Юла повела носом и уселась рядом с банкой, переступая передними лапами. Но дядя Саша Юле сгущенки не дал, убрал подальше. Тогда Юла ткнулась Динке в ладонь, выпрашивая конфету. Мама разливала чай, будто речку Безымянку в кружках раздавала, и плавали в них лесные травы.

– Хорошо! – крякнул дядя Саша.

Женька пять кубиков сахара бросил в кружку, а потом сделал два глотка, выплеснул остатки в кусты и, не попрощавшись, полез в палатку. Юрась чуть не задохнулся от возмущения, но дядя Саша быстро сказал:

– Да, хорошо! – он погладил Юлу, которая уже разгрызла конфету и теперь лежала у дяди-Сашиных ног, жмурилась на огонь.

– А вот знаете, ведь Юла мне здесь жизнь спасла. Да и не только мне: семь человек ей жизнью обязаны.

– Как так? – спросила мама, а Динка вытянулась в струнку, чтобы дядя Саша видел, как ей интересно.

– Ну, – начал дядя Саша, – это прошлой весной было. Она тогда совсем молодая была… А у меня друг есть, мы давно с ним дружим, еще с института, и вот… а, да, он спелеолог. Знаешь, Динка, кто такой спелеолог? Это человек, который пещеры изучает. Ну, вот и мой друг, кроме всего прочего, еще в детском центре работал, кружок “Юный спелеолог” вел.

И вот он звонит мне как-то и просит, чтобы я его в Лалову пещеру сводил. Это чуть выше по течению, пещера знаменитая в своем роде, там рисунки древнего человека нашли. Ладно, говорю, приезжай, только весна, распутица, места глухие, от Кувшиново придется пешком идти. “Ничего, – говорит, – у меня ребята привычные”. Ну, неважно! Приехали они в Лесногорск, потом на “Газели” мы до Кувшинова доехали и пешком до Лаловой пошли. Ребята такие хорошие, умные, пять человек, лет по 15-16, наверное. Снаряжения у них – тьма! Какие-то веревки, карабины, каски, фонарики… В общем, все всерьез. А всю дорогу дождь лил, как из ведра, вымокли мы капитально. Ну, дошли, костер развели, обсохли немного… А Лалова пещера красива необычайно! У нее сначала первый зал весь с окнами, дыры такие в стенах, будто специально кто прорубил, света много, сухо, хорошо. Там костер и развели. Ребята там даже ночевать решили. Ну, а дальше – как полагается уже в пещерах: темно, холодно, скользко. Я в первый день с ними пошел. Они на разведку ходили, ненадолго, вещи в первом зале оставили. Хотели ненадолго, а вышло… В общем, идем мы по пещере, во весь рост еще идем, темно хоть глаз выколи, фонарики только по стенам рыскают. Стены влажные, под ногами хлюпает, глина, грязь… не знаю, не люблю я эти пещеры.

Вдруг смотрю, друг мой насторожился. Ну, он человек бывалый! Прислушивается, даже на ребят прикрикнул: тихо, мол. Мы все тут замерли и слышим – гул такой идет, будто вода приближается. Смотрю: друг мой побелел весь и одними губами шепчет: обвал. Мы назад рванули. Только поздно. Завалило пещеру.

Динка даже вскрикнула, так живо ей представилось все, что дядя Саша рассказывал. И хотя она знала, что все хорошо будет, все-таки к маме прижалась.