Легкие отношения

Конечно, эта пытливая головка уже давно сложила дважды два и вычислила злоумышленника. Так что мне не оставалось ничего, кроме как признаться в содеянном. Потому что мы обещали друг другу говорить только правду.

Я тяжело вздохнул и снова подошел к плите. Слегка потряс сковородкой, чтобы убедиться в готовности блюда, и выключил конфорку[ЧМВ1]. Взяв тарелки, я начал раскладывать на них омлет. Я знал, что Мо ждала ответа, и должен был его дать. Но мне было стыдно. В минуты своей душевной слабости я поступал как мудак, не давая девушке возможности построить личную жизнь, в которой не было меня.

— Господи, это был ты, — выдохнула она.

— Да, — просто ответил я, потому что не знал, что еще добавить.

Поставив тарелки на стол, я перенес туда корзину с хлебом, наш кофе и разложил приборы. Достав из холодильника нарезанный салат, я приправил его оливковым маслом. Потом поставил в духовку замороженные маффины. Молча взяв Монику на руки, я пересадил ее за стол, а сам сел напротив.

— Приятного аппетита.

— Спасибо, — отозвалась она, взяв вилку не глядя. Моника все еще сверлила меня взглядом. — Господи, Морган, мы уже женаты. Ты можешь рассказать мне все.

— Что, например? Ты все и так уже знаешь.

— Это был ты?

— Я.

— Зачем ты это делал? — вкрадчиво спросила она.

— Потому что любил тебя и не мог терпеть мысли о том, что тебя будет касаться кто-то другой.

— Почему перестал это делать?

— Потому что ты вообще перестала куда-либо выходить.

— Ты следил за мной?

— Немного.

— Морган, посмотри на меня.

Я сам не заметил, что опустил взгляд и теперь пялился на омлет, от которого поднимался пар.

— Скажи это мне в глаза.

— Что именно?

— Что ревновал и не хотел, чтобы меня касался кто-то другой.

— Мо…

— Нет, я хочу, чтобы ты признал это, глядя мне в глаза.

— Да, я ревновал! — почти выкрикнул я, вскочив из-за стола. — Ты знаешь, как болело мое сердце, когда я видел твои улыбки, обращенные к другим мужчинам? Я готов был отрубить руки тем, кто решался дотронуться до тебя.

Она подскочила и повисла у меня на шее, крепко прижавшись всем телом.

— Я люблю тебя, Морган Стайлз.

— И я люблю тебя, детка, — ответил я, буквально впечатывая ее в себя.

После нескольких минут чувственных поцелуев я прикоснулся к ее лбу своим.

— Что это было?

— Благодарность за то, что развеял миф о моем сумасшествии.

Я рассмеялся.

— Ты считала себя сумасшедшей?

— А что еще мне оставалось думать?

— Из нас двоих именно я вел себя как сумасшедший.

— Сталкер. Сумасшедший сталкер.

Я шлепнул ее по голому бедру.

— Давай завтракать, дикая штучка.

— Что ж, нам предстоит дохрена работы, — сказал я, оглядываясь вокруг.

Моника подняла голову от письменного стола, стоящего в ее спальне, и повернулась ко мне.

— Не так уж и много на самом деле. Мы можем м-м-м… — она прикусила губу, избегая моего взгляда, — …собрать только самое необходимое.

Моника так и не подняла на меня взгляд, чувствуя свою вину за сказанное. Я был в этом уверен.

— Мо, ты не избежишь совместного проживания со своим мужем, — усмехнулся я.

— Ладно, — быстро произнесла она, пожав плечами, и вернулась к упаковке вещей из рабочего стола.

— Ладно? — переспросил я со смехом, прислонившись бедром к столу и пытаясь поймать ее взгляд.

— Ага, ладно.

Я уже вовсю смеялся. Ей нужно было дать второе имя не Сара, а «ходячее противоречие». Моника вытягивала из меня такие чувства, о существовании которых я и не подозревал. Я мог одновременно злиться и сгорать от желания к ней. Моя жажда все держать под контролем рядом с ней обострялась практически до состояния преследования. Так что да, у нее не было никаких шансов на то, что она будет переезжать ко мне постепенно.

Я заметил в ящике стола фотоальбом и схватил его. Мо попыталась вырвать его, но я поднял руку вверх, и, как бы она ни прыгала, забрать ей его не удалось.

— Что это, детка? Порнофото? Почему ты не хочешь, чтобы я смотрел?

Мо осознала, что все попытки выдернуть у меня альбом закончатся неудачей, и потому остановилась. Она опустила руки и снова начала складывать вещи в картонные коробки, попутно сортируя на рабочие и личные. Я открыл фотоальбом и рассмеялся.

— Вы что, учились в начале девяностых? Что это за шорты в звездах, Мо?

Я рассматривал фото, на котором на фоне главного корпуса колледжа стояли Моника с Роуз, одетые в абсолютно одинаковые джинсовые шорты, цветом имитирующие американский флаг. Их челки были начесаны, как в начале девяностых, а на ногах — винтажные кроссовки. Девушки широко улыбались в камеру. Рядом с ними стояла еще одна, которая надувала пузырь из розовой жвачки. Я рассмотрел голубые тени и ярко розовые помады на их губах. Я не мог перестать смеяться, представляя себе, как на заднем плане играет диско.

Моника улыбнулась, глядя на фото.

— Это была вечеринка памяти.

— Вечеринка памяти?

— Ага. На первом курсе староста курса вместе с комитетом активистов придумали, что каждая пятница первого семестра будет посвящена какой-нибудь выдающейся эпохе студентов колледжа. Это был день, посвященный девяностым. Мы крутые тут, правда?

— И что, каждую пятницу вы наряжались согласно эпохе?

— Да.