Легкие шаги безумия

— Я знаю многие страны изнутри, я чувствую их душу. Конечно, мне бы хотелось увидеть Лувр и Вестминстерское аббатство, но я не считаю себя обделенной оттого, что не увижу их никогда. Перефразируя известную поговорку, лучше один раз прочитать, чем десять раз увидеть.

Она поила их чаем с клюквенным вареньем в своей пыльной каморке и рассказывала историю сибирского кремля.

Тогда ей было за семьдесят. Вряд ли она сейчас жива. И все-таки Лена решила спросить.

— Валюша… Валентина Юрьевна жива, — сообщила самая пожилая сотрудница библиотеки, — год назад ей пришлось переселиться в Дом ветеранов. Все-таки девяносто лет. Родственников, таких, чтобы к себе взяли, у нее нет. Она одна на свете.

— Ну, не совсем одна, — вмешалась другая библиотекарша, помоложе, — у нее ведь дочь в Москве. Говорят, очень далеко пошла.

— Да, дочь… — грустно кивнула пожилая, — мы писали, звонили. Она даже не приехала. Переводит деньги на содержание, но не навестила ни разу. Условия в Доме ветеранов, конечно, хорошие, комната у Валюши отдельная, мы заходим иногда… А вы бы навестили ее, если найдете время. Она так радуется, когда к ней приходят.

— Вряд ли она помнит меня, — покачала головой Лена, — столько лет прошло.

— Она вспомнит. У нее отличная память и удивительно светлая голова. А не вспомнит, так все равно ей будет приятно.

Знаете, как старые люди дорожат вниманием.

— Хорошо, — улыбнулась Лена, — скажите адрес, я зайду.

— Можете своего профессора взять. Лучше Валюши историю Тобольска, по-моему, никто не знает. К тому же она до сих пор читает по-английски и по-французски. Для нее это будет настоящий праздник — поговорить по-английски с профессором из Нью-Йорка. — Пожилая библиотекарша написала на листочке адрес Дома ветеранов, объяснила, как пройти.

Потом, развернув листочек и прочитав на нем: «Градская Валентина Юрьевна», Лена задумалась на секунду. Ее не так насторожила фамилия, как имя-отчество. Валентиной Юрьевной назвалась фальшивая докторша. Но она тут же одернула себя: ерунда, совпадение. Этого просто не может быть.

* * *

Майор Иевлев прилетел в Тюмень глубокой ночью. Ему хватило пяти часов сна. В восемь утра он проснулся, сделал быструю гимнастику, по старой армейской привычке обтерся до пояса ледяной водой, наспех позавтракал в гостиничном буфете и отправился в областную прокуратуру. Целый день он просидел в архиве, изучая пухлые тома уголовного дела двенадцатилетней давности.

По сравнению с маньяками века, с Чикатило, Головкиным, Михасевичем, Джумагалиевым, Никита Слепак был просто паинькой. Он не глумился над своими жертвами, не вспарывал животы, не расчленял трупы, не поедал органы, не подвешивал на дыбе в специально оборудованном подвале. Его жертвами были не малолетние дети обоего пола, а девушки в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет. И насчитывалось их не пятьдесят, даже не тридцать. Всего шесть. Четверо из них были задушены голыми руками, двое убиты точным ударом ножа в сердце. И каждая перед этим изнасилована, но не в изощренной, а в самой обычной форме.

«Высокое» звание маньяка присвоили Слепаку с большой натяжкой. Первой его жертвой была восемнадцатилетняя Галина Кускова, жительница Тюмени. Пятый ребенок в многодетной, весьма неблагополучной семье, Галина страдала олигофренией в слабой форме. После окончания вспомогательной школы-восьмилетки она нигде не работала, занималась проституцией, хотя такого явления в конце семидесятых в нашей стране, как известно, вовсе не существовало.

С фотографии на Иевлева глядела потрясающая красотка, прямо-таки голливудская звезда. Местом ее постоянного пребывания был ресторан «Московский», самый дорогой и шикарный в городе. Олигофрения, мешавшая ей нормально учиться и работать, вовсе не мешала преуспевать в древнейшей профессии. Низкий интеллектуальный уровень красотки не смущал ее клиентов, солидных командированных и богатых кавказских торговцев.

Ее труп был обнаружен в сентябре 1979-го на пустыре, в районе окраинных новостроек. Эксперты установили, что смерть наступила в результате удушения руками. Перед смертью потерпевшая находилась в состоянии сильного алкогольного опьянения и имела половой контакт с мужчиной. Странным показалось то, что убийца не позарился на деньги и золотые украшения. На пальцах девушки осталось три дорогих кольца, в ушах — серьги с сапфирами. Рядом валялась застегнутая сумочка, в которой, кроме паспорта, было триста семьдесят рублей — немалая по тем временам сумма. Убийца к сумке даже не прикасался.

Позже, правда, выяснилось, что исчез маленький позолоченный кулон в форме колокольчика, который покойная носила на шее, на тонкой серебряной цепочке. Но из всех найденных при ней вещей пропавшее украшение было самым недорогим.