Кроме того, меня очень занимала жизнь нашего города. Сразу после войны он оживился, стал бурно расти, и в четыре утра после окончания ночной смены на шахтах улицы района Вест-Парк были так же полны народа, как и в самый светлый и теплый полдень. Это движение никогда не прекращалось, и всегда находились люди, за которыми интересно было наблюдать, и места, где можно было приятно провести время. Наше кафе закрывалось в двенадцать вечера, но в квартале было много других ресторанов, которые работали всю ночь. И не думайте, что если я весь день работала в ресторане, то после работы мне хотелось только домой и больше никуда. Как ни странно, после я с удовольствием шла ужинать в другой ресторан. Иногда перед самым закрытием в кафе приходил Джо Боннет, и мы вместе шли на Медервилль в итальянский ресторан, а после еды валяли дурака – развлекались на игральных автоматах до самого утра, причем Виппи Берд утверждала, что я могу найти и компанию, и развлечение получше, а Тони говорил, что это подходящий вариант, и советовал ловить момент.
Сначала я работала в утреннюю смену. Приходила еще до открытия и после обеда уходила, но вечерняя смена мне тоже нравилась, и я стала работать неделю утром и неделю вечером. Порой после двенадцати я совсем не чувствовала себя уставшей и пешком шла домой – то, чего не стоит делать сейчас, но тогда это было так же безопасно, как и в разгар дня.
И вот однажды после работы я пошла домой мимо вокзала Милуоки. Почему именно так, я сама не знаю, ноги сами понесли меня этой дорогой. Этот путь не был самым близким, и раньше я никогда так сильно не отклонялась от прямого пути, но ночь была такая прекрасная, а ветер такой свежий, и я просто шла и шла.
Я подошла к вокзалу около часу, только что пришел поезд, пассажиры повалили из вокзала на площадь, жестами и криками подзывая такси. Мне нравилось смотреть на поезда, их вид бередил во мне желание куда-нибудь поехать, но только куда? За исключением двух поездок к Мэй-Анне в Голливуд, я всю жизнь просидела на одном месте.
Я стояла на другой стороне вокзальной площади, наблюдая, как люди мелькают в освещенных окнах здания, как они выходят наружу под свет уличных фонарей, как открываются и закрываются двери вокзала. Некоторые из прибывших ненадолго останавливались, чтобы поудобнее перехватить чемоданы, минуту разглядывали огоньки шахтных копров на Холмах и исчезали в темноте, другие брали очередную машину и уезжали. Вскоре вокзальная площадь опустела, но я все не уходила, любуясь красиво подсвеченной часовой башней вокзала. Теперь нет уже ни ее, ни этого вокзала, теперь там городское телевидение, а тогда это было одно из лучших зданий города.
Когда толпа на площади совсем рассосалась, из дверей вокзала вышел последний пассажир, и, когда я увидела его, у меня сразу стало тепло на сердце. Он вышел так медленно и спокойно, словно никуда и ни к кому не торопился или просто не знал, куда ему идти дальше, остановился под фонарем и втянул в себя ночной воздух. Он стоял, не опуская чемодана на землю, и разглядывал огоньки на Холмах, словно стараясь убедить самого себя, что наконец оказался дома. Впоследствии я никогда не спрашивала его, откуда он тогда приехал и почему приехал именно на этот вокзал. Меня в темноте он не видел, но я сама подошла и встала с ним рядом.
– Здравствуй, Бастер, – сказала я.
Сначала он не узнал меня и долго щурился, пытаясь рассмотреть мое лицо, а узнав, поставил чемодан на мостовую и заулыбался.
– Привет, крошка! – воскликнул он и обнял меня так, что я едва не задохнулась в его объятиях, а когда он меня выпустил, я разглядела на его глазах слезы. – Эффа Коммандер! – добавил он и потряс меня за плечи. – Да ты прекрасно выглядишь!
– Слава богу, что ты вернулся домой, Бастер, – сказала я. – Сейчас самое время вернуться.
Он согласно кивнул, взял меня за руку, и мы пошли по улице Монтана-стрит куда-то по направлению к окраине.
– Не хочешь взять такси? – спросила я.
– Разве ты забыла, как я раньше, словно ломовая лошадь, таскал тележки вверх и вниз по этой улице? – спросил он, и на нас дохнуло ароматом нашей молодости.
По дороге мы болтали о том о сем, но не заговаривали ни о тюрьме, ни о Мэй-Анне. Как люди, не видевшиеся со вчерашнего дня, мы говорили о том, какая сейчас прекрасная ночь и что цены на медь опять пошли вверх, и о том, что неплохо бы где-нибудь посидеть и выпить чашечку кофе.
– Знаешь, – сказала я, – я теперь управляющая в кафе «Вест-Парк». Оно уже закрыто, но ключ у меня с собой, мы можем зайти, и я сделаю тебе кофе.
Я чувствовала, что сейчас он не хочет встречаться ни с кем из своих бывших знакомых.