Легкий кораблик — капустный листок

— Я тебе помогу! — сказала Анжела, ероша Ванькины волосы, дремучим лесом обступившие макушку. Ванька потерся щекой об Анжелину руку — хорошая была рука. Он обхватил Анжелу и свалился на пол. И стали они играть-баловаться, а потом подрались.

— Мы с тобой, как Федоров с Красномаком, все время деремся! — сказала Анжела.

Ванька задумался. И вдруг ему страшно стало:

— Они же такие дружки были!

— Были, да сплыли!

Ванька схватил пальто и бросился на улицу. Он прибежал во двор, где Кеня, Василек и Андрюха играли в фантики, и закричал:

— Ой, не могу — страшно!

Друзья на Ваньку поглядели: чего ему страшно — никто за ним не гонится.

— Чего ты? — спросил его ленивый Кеня, которому всегда было лень рот разевать для слов и не лень — для конфет.

— Идите сюда! — сгрудил их Ванька. — Федоров-то с Красномаком распались! А вдруг мы тоже распадемся?!

— Мы не можем, — успокоил его Василек. — Мы же на всю жизнь уговаривались, а они — не на всю!

— И они — на всю! — сказал Ванька. — Кто у нас ссориться будет — тому дера!

— Тому — дера! — повторили Ванькины друзья.

Синий-синий

Борька прибежал домой, и его начало трясти.

— Бабушка, на меня трясучка напала! — закричал он. Руки у него тряслись и зубы стучали, как копыта лошадей об асфальт, — видел однажды Борька конного милиционера.

— Заболел! — ахнула бабушка и поволокла внука в комнату. — Заездили, совсем заездили! — жаловалась она.

— Кто, бабушка, кто? — отплясывая на кроватях, спросили внучки, разукрашенные синькой.

— Не буду! — кричал Борька. — Не красильщик я, а утильщик! Тряпичкина, у тебя десять килограмм — запиши!

— Бредит! — испугалась бабушка и поставила Борьке градусник.

Борька метался на кровати.

— Сорок градусов! Скорей врача!

Девочки сидели в кроватках, синие и звонкие, как летние колокольчики. Они уже выздоровели, и петь им хотелось, и смеяться.

— Сию минуту лягте, а то привяжу вас веревками!

Бабушка ушла, а девчонки — к брату. Уж они его и гладили, и целовали, и кричали ему «Боречка!» в самые уши.

— Кыш! — прогнала их бабушка, вернувшись. — Вы его заразили, бродяги. Он с вами все чикался!

— Нечаянно! — заплакали девчонки. Они были в синих болячках, как в синих звездах. Так отметил их ветер — ветрянка — стоило им выглянуть на первую дорогу в большой мир — детский сад № 8.

Приехал доктор.

— Ой, сколько больных — сколько нужно уколов! — воскликнул он.

Как услышали девчонки про уколы, снова стали петь-танцевать на кроватях:

— А мы не больные, а мы не больные! А у нас все проходит, а у нас все прошло! Один больной Борька! Один он больной!

— Не жалко, значит, брата? — спросил доктор и сделал Борьке укол.

— Он — больной, а мы — маленькие! — сказала одна.

— Я — самая маленькая-маленькая! — призналась другая.

— Ах, вот что! — засмеялся доктор. — Другим делайте, только не вам. Так?

— Так! — в голос сказали девчонки, следя большущими глазами за шприцем.

Когда шприц удобно улегся в блестящую коробочку, а иголка завернулась в тряпку, бабушкины внучки сказали:

— ХАРОШИЙ-ХАРОШИЙ! ХАРОШАЯ-ХАРОШАЯ!

Бабушка пошла доктора проводить. Она все головой качала, когда узнала, что по Борьке прошелся новый подъем волны ветрянки.

Пока бабушки не было, сестры снова полезли к брату. Борька был в забытьи. Они натянули на него одеяло, подоткнули со всех сторон, как он им делал, и сказали на ухо по очереди:

— ХАРОШИЙ!

Но Борька все равно не откликнулся.

Утром следующего дня Борька принялся чесаться.

— Нельзя, нельзя! — закричали сестренки. Они уже на пол спустились и тихо-торжественно расхаживали вокруг его головы, ожидая, когда голова проснется. Голова проснулась из-за чесотки.

— Чешется как! Что же это со мной?!

— С тобой — ветрянка! Задирай рубашку!

Борька поднял рубашку и узнал ветрянку.

— Мне в школу надо! У меня сегодня — металлолом и бумага.

— Нет, ты больной! К тебе доктор приезжал и укол делал! — сообщила Маня.

Борька ничего не помнил. Но дело звало — и он стал одеваться.

— Бабушка! — закричали сестренки. — Он в школу!

Прибежала бабушка. Назвала его миленьким и родным. Давно Борька не был миленьким и родным. Он снова нырнул под одеяло, лежавшее на кровати теплым сугробом. Вокруг него началась домашняя суета. И он забыл про дела свои — давно ему так хорошо не было.

Сестренки очень радовались, что Борька лежал в кровати. Они играли в него — и он был у них любимым сыночком.

— Отстаньте! — просил он сестренок. Но они не отставали. Тогда Борька дал щелчок Тане.

— Не буду красить. Не будешь синеньким! — обиделась та.

— Манька выкрасит, — уверенно сказал Борька. Он уже научился сети плести.

— Не! — ответила сестра милосердия. — Одна не буду!

Она взяла Таню за руку, и они, грустные, пошли прочь от больного и любимого сыночка.

Борька посмотрел им вслед, и сердце его дрогнуло.

Он тихонько свистнул. Сестренки обернулись. Он подмигнул и еще раз свистнул. Сестренки обрадовались. Они схватили пузырек с синькой и стали Борьку красить. Таких усердных красильщиков свет не видывал!

Борька лежал и стонал, как будто ему было больно. Они его уговаривали и вились над ним в розовых платьицах — как две утренние бабочки, успокаивая его нежно-розовым полетом.