"Легкий заказ" (СИ)

— А смысл с тобой говорить? У тебя нет того, что мне обещано за услугу, и неизвестно, существует ли предмет, предназначенный для оплаты, вообще. Ну а раз так, то за твое вранье ответит поручитель, то есть Газван. Это же он тогда сказал: «Максим, помоги ему, он тебе заплатит, обещаю». Его никто за язык не тянул, верно? Сегодня вечером в его доме будет большой праздник, на который я, кстати, приглашен, так вот там, прямо за столом, в присутствии родных и гостей, я и стребую с него твой долг. Сначала с днем рождения поздравлю, а после скажу о том, что он всегда платит по счетам, даже если те не его. В такой ситуации не поюлишь, в ней последнюю рубашку снимешь и отдашь, лишь бы позора избежать. Понятно, что изначально обещанное я не получу, но меня устроит и что-нибудь попроще. Род Газвана древен и богат, думаю, среди накопленного добра найдется то, чем он сможет со мной расплатиться. Ну а ты после этого будешь должен уже не мне, а ему. И, думаю, ты отлично понимаешь — после такого позора у твоего рода не то что казан заберут, но и все любимые надгробия из кладбищенской земли повыковыривают. Вот, должно, твоя родня этому обрадуется! Сколько добрых слов в твой адрес прозвучит — представить страшно. А когда твои земляки проведают еще и о том, что я из-за твоей жадности и хитрости больше с вашим братом дела иметь не стану, то тебе еще веселее станет!

По мере того, как до Рабиха доходил смысл моих слов, в его глазах появлялась недобрая красноватая муть, а когда закончил фразу, то и лицо начало меняться. Сначала кожа словно сморщилась, после из нее полезла черно-синеватая шерсть, нос сплющился и раздался в стороны, а зубы здорово увеличились в размере. Впрочем, и сам визитер как-то так прибавил в росте, отчего одежда начала потрескивать по швам.

— Ну-ну-ну, — поморщился я. — Заканчивай, а? Ну да, мохнорыл, клыкаст… И что, мне надо сразу кричать и пугаться? Вай, боюсь-боюсь⁈ Или ты думаешь, что мне до того гюль-ябани видеть не доводилось ни разу? Да и не так уж ты страшен, скажем честно. Вот у меня в соседнем подъезде барбер-шоп работает, так там да, эдакий страх Господень иногда из дверей выходит — нет слов. Видел недавно одного — сам рыжий, борода в три косы заплетена, на голове хрен чего… Да ты дар речи потерял бы, встреть такого, поверь. Потому кончай шапито, Рабих, серьезно. Давай думать, что дальше делать будем. Ситуация-то хреновая.

Посопел уроженец Таджикистана, посопел, да и последовал моему совету, клыки спрятал, шерсть с лица согнал, снова людской облик принял, ссутулился и уставился в пол.

Не скажу, что я сейчас играл с огнем, но некоторая доля риска, конечно, в ситуации присутствовала. Пусть незначительная, но все же. Гюль-ябани ребята достаточно серьезные, из тех, что в драке идут до конца, особенно если распробуют твою кровь. Нежить же, она им как нам водка. Ну да, здесь, в России, находясь в отрыве от родных земель, давно заброшенных шахраков и горных предлесий, подобные Рабиху не так опасны, но когти и клыки ведь никуда не деваются? Они все также бритвенно остры, и их обладатель, если загнать его в угол, многое может учудить.

А здесь именно такая ситуация. Шутка ли — репутация на кону. Да что репутация — жизнь. Если я свою угрозу реализую и Газван, контролирующий существование доброй половины таджикской нежити и нелюди в Москве, узнает о том, что его честное имя жестко спустили в очко, то Рабиху кранты. И жене его, и детям, и, возможно, остальным родственникам. Мало того, конец и доброму имени семьи, к которой он принадлежит, причем надолго. У них с этим строго, века пройдут, а дурная слава останется, и пофиг, что речь идет не о людях, а о представителях мира духов. Гуль-ябани ведь по сути своей духи, пусть и существующие в материальном обличье.

— Не хочет дедушка Мансур казан отдавать, — наконец выдавил Рабих из себя. — Я просил, сильно просил. Не желает!

— А до того как я тебе помог, значит, желал? — с иронией осведомился я. — В тот момент, когда мы по рукам ударили, в голос кричал: «Забирай что хочешь, главное — пусть у тебя документы будут»?

— Тогда согласен был, — кивнул гюль-ябани. — Говорил, что старый, что его ущелье ждет скоро и ему казан больше не нужен.

— Ущелье?

— Ущелье Семи Троп, — пояснил собеседник. — Это вас в землю кладут, а мы, когда последний час приходит, сплетаемся там с темнотой. Оттуда на свет вышли, туда возвращаемся. У каждого рода такое место есть. Свое. Семейное.

— Понятно. — Я побарабанил пальцами по столу. — Очень романтично и познавательно, но на этом лирическую паузу предлагаю считать завершенной. Что с моим казаном?