Легкий завтрак в тени некрополя

Она не забивала себе голову всякой чепухой, а просто поддерживала беседу. В женских трусиках и мужской рубашке. А если я думаю, что девушке необходима тень, значит, надо ее отбросить. Поскольку это для меня так важно. «Мужчина, куда вам отбросить тень – направо или налево? Решайте побыстрее, потому что дело движется к закату!» По правде говоря, рано или поздно творчество угасает. Вначале вас перестает интересовать тень, затем девушки… У каждого пола свои ценности и иллюзии. И надо жить, покуда они есть…

– Одевайся и поехали, – предложил я Карине. – Есть интересная проблема.

Карину по-прежнему не интересовали мои проблемы и гоголь-моголь из иллюзий. Но покуда я дошел до середины фразы, Карина уже переоделась. Она моментально скинула мужскую рубашку и натянула гражданское платье. Кстати, почти все девушки одеваются как ураган, да только раздеваются неохотно. Со зрелыми женщинами – наоборот. Полдня они примеряют разные тряпки, чтобы разоблачиться в два счета. На эту мысль у меня не ушло много времени…

– Я готова, – сообщила мне Карина, – для вашего разнообразия.

«Разнообразие!» Мне немедленно захотелось позвонить куда следует…

– Где здесь телефон? – осведомился я, пристально глядя на Карину, как сотрудник Комитета государственной безопасности.

– Вот, – ответила Карина, пошарила под столом ногами и выдвинула телефонный аппарат. – Ему стыдно, что он такой допотопный…

Вместо кнопочек у аппарата были дырочки, и не только на диске. Карина протянула мне карандаш и объяснила, как правильно набирать номер. Например, тебе нужна цифра пять: «Вставляешь карандаш в дырочку и крутишь до железячки. Потом отпускаешь…»

Тем не менее я успешно набрал номер рекламного агентства, которое трудилось вместе со мною над образом «матушки Праги».

– Разнообразие, – представился я.

– То, что надо! – сказали в ответ. – А если подробнее?..

– Возьмем панораму старой Праги, возьмем крупным планом лицо молодой девушки и совместим картинки. Шесть секунд при разном освещении. Девушку сейчас привезу, – пояснил я.

– Убийственно! – сказали мне и одобрительно почмокали в трубке.

Я мог бы еще добавить про «тени», которые создают этот образ от рассвета до заката. Я мог бы поведать про Карину, которая считает, что трусики шиворот-навыворот – это к переменам. Я мог бы рассказать про плюшевое солнце на черепичных крышах. Но я не стал этого делать и повесил телефонную трубку.

– Сколько тебе заплатят? – спросила Карина.

Я назвал некую сумму в долларах.

Карина аккуратно ухватилась за лацканы моего пиджака:

– Из рекламного агентства едем в обувной магазин, а потом – венчаться!

Надеюсь, что по поводу венчания она пошутила… Я задвинул телефонный аппарат обратно под стол:

– В него стреляли из крупнокалиберного пулемета?

– Нет, – покачала головою Карина. – У него была бурная молодость. Этот телефон клялся в любви моей бабушке, моей матушке и мне… И летал от счастья и немного поцарапался…

Карина уже пританцовывала в прихожей от нетерпения. Она торопилась истратить деньги за «проданную Прагу». Я не стал ее огорчать, что Иуда не сразу получил свои тридцать сребреников, а, вероятно, долго оформлял заявку и убеждал Понтия Пилата.

– Девушка начинает новую жизнь с обуви! – заявила Карина, как только сумма моего гонорара удобно устроилась у нее в голове.

Кто бы спорил? Тем более что Карина так и будет бубнить про новую жизнь, покуда не купишь ей туфли. Ну что же, каждая религия требует своих изначальных вложений. Бедный старый Иуда!..

Около двух часов дня мы вышли из метро в центре города. Я чувствовал себя замысловато, как фрукт, удаленный из натюрморта. «Тридцать четыре способа выжать лимон за ночь». Карина может написать неплохую кулинарную книгу…

Ввиду общего состояния критической массы, женщины представляются мне как сообщающиеся сосуды. Или как единая водопроводная труба – от Евы до Карины. Где заканчивается одна история женщины, там начинается другая и логично ее продолжает. Например, у одного моего приятеля есть приятельница по имени Янка – приблизительно одного с Кариной возраста. Сперва мы разворачиваем кинокамеру и начинаем снимать кино про Янку. Как она спит, гуляет, живет, рассказывает о своих фантазиях, идет в обувной магазин – тут появляется Карина и выбирает себе туфли, которые Янка теперь не купит… Не купит из дурацкого женского принципа, а не потому, что это последняя пара… «Неплохие шлепанцы», – говорит Карина. Кинокамера фиксирует, как Карина примеряет обувь, как улыбается мне, как мы вместе выходим из магазина, чтобы продолжить историю моего приятеля и его Янки. Кинокамера теперь наблюдает за нами, а мой приятель и его Янка остаются за кадром. Но, по сути дела, ничего не меняется. Мы с Кариной индивидуальны только в глупостях, а грустная повесть у человечества одна. Дубль тысяча девятьсот девяносто четвертый от Рождества Христова…

И, чтобы Карина не заблуждалась по этому поводу, я решил прояснить картину:

– Сколько смертных грехов тебе известно?

– Семь, – без запинки отвечала Карина. – Высокомерие, скупость, сладострастие, гнев, чревоугодие, зависть и леность.