Легко!

Они вместе разобрали его чемодан, посидели над почтой, после ланча он вздремнул, послонялся по дому, и настало время собираться в ресторан, а оттуда опять в джаз-клуб, где в этот вечер выступал какой-то знаменитый немецкий пианист. Одри выбрала очень гламурный ресторан на вершине горы с видом на реку и крепость и была настроена на самую парадную форму одежды.

Джон исступленно искал вторую запонку, когда Одри вошла, чтобы его чуть поторопить. На ней был розовый костюм St. John, и это выглядело так, как будто она не в джаз-клуб собралась, а на ланч с королевской семьей в саду. Чулки были слишком светлыми. Розовый костюм с белесыми чулками создавал странное впечатление.

– По-моему, слишком официально для джаз-клуба.

– Это последняя модель. На концерте будет весь город, и все будут разодеты. Мне кажется, розовый – вполне уместно.

– Может, попробуешь другие туфли? Что-то не так. Черт, и запонка куда-то подевалась.

– У меня одни темно-синие туфли, не надену же я черные с розовым костюмом.

– Тогда, может, дело в чулках?

– А что ты меня все время критикуешь? Я всю неделю ждала тебя и обещанного праздника, и вот, пожалуйста, тебе не нравится, как я выгляжу.

– Ну прости, я хотел как лучше. Вот она запонка… А где мой стакан? Только что стоял здесь!

– Я думала, ты больше не хочешь, и выпила твой джин-тоник.

– Детка, а три аперитива не многовато для разминки?

– Опять критика? Я же не спрашиваю, сколько ты в Гамбурге, Мадриде выпил вина, виски и этого, как его, шнапса? Ты посмотри на себя: работаешь как вол, из самолета не вылезаешь и пьешь при этом. У тебя лицо отечное.

– Ладно, ладно, не будем ругаться, пошли.

Джон обнял ее за плечи и поцеловал в прическу. Это родной запах, родная Одри, все это его семья, его жизнь. Ну чего он, действительно, завелся из-за чулок не того оттенка?

Они поехали на его «порше», и Джон начал рассказывать, как облил вином своего шефа. Одри пустилась в вечную историю про Джуди. Та нашла в портмоне Пола счет за женское белье и взвилась.

– А не надо шмонать чужие портмоне, если не ищешь там неприятностей на свою голову, – попытался отшутиться Джон, но Одри была настроена рассказать историю до конца.

Так вот, Джуди взвилась и опять стала требовать от Пола развода. Пол сказал, что надо порепетировать, как это будет выглядеть на практике, и ушел. И не явился ночевать. Джуди позвонила Одри в два часа ночи и потребовала, чтобы та приехала. При этом рыдала не переставая. Одри вылезла из постели и поехала к ней. Джуди сидела на кухне пьяная и рыдала. По дому валялись разбитые чашки, сломанные вешалки и разорванные рубашки Пола, но было видно, что пьяная Джуди рвала рубашки с разбором, выбирая те, что похуже. А чашки била только некомплектные. Уж Одри-то наизусть знает фарфор в этом доме. Джуди подливала себе виски и никак не могла подняться со стула, хоть и порывалась, чтобы пойти в детскую, разбудить Конни и Джима и объявить им, что их отец – подонок. Одри ее еле уложила, и самой ей пришлось там переночевать, если это так можно назвать, потому что угомонить Джуди удалось только ближе к пяти. Одри звонила Джону посоветоваться, но у того был отключен телефон. Как всегда, опять все легло на нее. Одри считала, что теперь Джуди, при всей своей ненормальности, права, требуя развода.

Джон назвал ее тинэйджерской максималисткой и привел аргумент, что Джуди-то, не проработавшая ни одного дня в жизни, просто не выживет одна, а уж рассчитывать на ее здравый смысл при разводе вообще утопия, и она будет делить с помощью адвокатов все нажитое до тех пор, пока нажитое и счета за адвокатов не сравняются.

– Ты не понимаешь, Джон. Она отдала Полу всю жизнь, всю себя. Она растила его детей. А он все разрушил.

– Я обещаю тебе поговорить с ним. Я его отчасти понимаю – любить Джуди трудно, и я вряд ли уговорю его чувствовать иначе. Но он обязан как-то управлять процессом и не травмировать семью своими похождениями.

– Она не примет такого компромисса. Я бы не приняла точно. Мы все по пятнадцать лет прожили друг с другом, и вдруг такое предательство.

Хорошо, что они как раз доехали до джаз-клуба и можно было прекратить этот разговор. А то уже соли на раны насыпано столько, что настроение вконец испортилось. Кого он собрался учить держать всё под контролем, если сам балансирует на грани этого контроля уже из последних сил? Милая, родная Одри. Он никогда не посмеет ее предать, как Пол. Она никогда не должна ничего подозревать, мучиться и дойти до такого маразма, как проверка его портмоне. От хорошей жизни такого не сделаешь.

Первую половину пятницы он провел в фитнес-центре, и вечером они поехали к местным знаменитостям – Майклу и Лоре, которые жили в самом роскошном, с традициями, доме Эдинбурга. Майкл был действительно незаурядным нейрохирургом и еще руководил клиникой, где работала Одри, а Лора – главной светской дамой города, сидящей в советах директоров фондов и благотворительных организаций.