Легко ли быть человеком. Сказки для взрослых

– Беспокоит? Ах да, конечно, вот-вот я должна принять форму кокона, это очень ответственно и серьезно. Страшного в этом ничего нет, но как это мило с вашей стороны тревожиться за меня! – И она поползла дальше.

Мураш постоял-постоял, решил все-таки еще раз попытать счастья, а потому, увидев весело порхающую бабочку необычайно красивой расцветки, закричал:

– Не могли бы вы присесть на минуточку на этот цветок, мне так надо с вами поговорить!

– Пожалуйста-пожалуйста, – любезно согласилась бабочка и грациозно опустилась на полевую ромашку, – я вас внимательно слушаю.

– Знакомо ли вам чувство тревоги, страха? – волнуясь, начал муравей. – Я сегодня сам не свой от беспокойства.

– Что вы, что вы, – затрепетала крыльями бабочка. – Я только сегодня увидела мир, он так прекрасен, все так интересно и волнующе, что беспокоиться незачем. Впрочем, беспокойтесь, все-таки приятно, когда о тебе беспокоятся.

И она, звонко рассмеявшись, умчалась прочь, а мураш только лапками развел. Ну надо же быть такими эгоистами, не хотят даже вникнуть в суть, а еще «слушаю внимательно». Он печально побрел дальше, но ему навстречу попался жук-рогач, глубокомысленно шевеливший усиками, и мураш не удержался от искушения.

– Не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени для беседы?

Жук-рогач не ответил, перевел глаза на мураша, и тот счел это приглашением к диалогу.

– Не случилось ли сегодня или вчера что-то непредвиденное в жизни леса? Я трудился в другой его части и несколько дней отсутствовал.

Мураш лукавил, но совсем чуть-чуть, поскольку действительно ходил на разведку новых пастбищ для тли. А как еще объяснить свой поистине глупейший вопрос?

Жук-рогач не отвечал, и мураш счел нужным пояснить:

– Видите ли, до меня дошли несколько встревожившие меня вести.

– Ты, парень, не забивай себе голову. Чего тревожишься, если у тебя-то все хорошо? Так что иди своей дорогой и думай только о себе и другим не мешай думать. Я вот, например, занят сейчас только одним – где бы мне поудобнее устроиться, а тут ты со своей ерундистикой! – Жук насупился и отвернулся, всем видом показывая, что не намерен продолжать разговор.

– Вот-вот, все думают только о себе, им и дела нет до других, – еще больше загрустил мураш. Даже в родном муравейнике его не хотят понять. Сколько раз он пытался поговорить по душам с родичами – и слушать никто не хочет, отмахиваются, не приставай, у самих дел невпроворот, чего еще себе на шею приключения искать? Куда же ему деться со своей тоской?

Так прошло еще несколько дней. Мураш метался, не находя себе места. Необъяснимый, разъедающий душу страх постепенно превратился в настоящий ужас, и не было от него спасения. В один из обычных дней вдруг стало совсем плохо, и мураш еле-еле погнал тлю на пастбище. Сил жить не было, объяснить себе свое состояние он так и не смог, как не смог поделиться им хоть с кем-нибудь. Муравьи деловито сновали по своим рабочим делам, работали дружно, споро и весело, с азартом. Здесь мурашу с его зеленой тоской и ужасом не было места, и он сам попросился пасти тлю подальше от кипучей жизни сородичей…

Еле-еле перебирая лапками, тащился он перед заходом солнца домой, погоняя тучное стадо. Муравейник готовился к ночи, суетливо спускались с незаконченных построек строители, лесорубы закончили пилить сухие стебли трав и теперь торопились затащить их вовнутрь ограды, чтобы не пропал дневной труд.

Все было как обычно, необычным было лишь то, что лапки муравья отказались нести его домой. Он только загнал стадо, и его словно парализовало. Ужас навалился с такой силой, что мураш не мог шевельнуть ни одной лапкой. Вокруг спешили, перекликались, окликали друг друга муравьи, двери муравейника то и дело хлопали, пропуская весело галдящую ораву, а наш мураш прирос к земле и ни с места. Все в нем дрожало нестерпимым страхом и отказывалось идти домой.

«Ладно, переночую где-нибудь под листком», – тоскливо подумал мураш. Странно, но от этой мысли стало как будто чуточку легче, и мураш даже смог тихонько вскарабкаться на какой-то растущий рядом куст. Он никогда в жизни не ночевал вне муравейника, потому начал обустраиваться без всякого опыта. Залез в непонятную полураспустившуюся почку или бутон и прикрылся близрастущим листочком. Вроде было тепло и уютно. Мураш даже с любопытством высунулся посмотреть, что происходит вокруг в то время, когда двери муравейника закрываются за последним, опоздавшим муравьем. Он никогда не видел захода солнца и теперь зачарованно смотрел, как яркое оранжевое пятно скрывается постепенно за горизонтом.

Повеяло прохладой, влажной и напоенной какими-то острыми пряными запахами листвы, цветов и еще чего-то, чего мурашу не доводилось нюхать. Загомонили птицы, устраиваясь на ночлег, и весь лес был непривычным, загадочным и – в этой своей загадочности – совершенно незнакомым.

И вдруг раздались совсем иные голоса, шуршание трав, шелест листвы (как будто стадо диких животных ломилось через чащу) – на поляну вышла группа людей, мурашу показалось, что у них у всех горбы на спине.