Легко ли быть человеком. Сказки для взрослых

– Что это вы, родичи, белены, что ли, объелись, от невесты моей, что горох рассыпались, вон, еле отыскать вас сумел. Или ее красота нашему роду большая уж честь, что вы такую слабинку дали, страх свой выказали дальше некуда!? Так вы приободритесь, она девица скромная, неизбалованная. И потом я, может, в тысячу раз лучше буду по жизни, так что нечего вам себя стыдиться да меня перед невестой срамить.

Но родня только глазами лупает да молчит. Один отец не стерпел, выдвинулся вперед, открыл рот и говорит:

– Ты хоть знаешь, кого привел, какого она роду-племени?

– А какое мне дело до ее рода, я ее люблю, а она любит меня – вот и весь сказ. Откуда она, кто ее родичи, знать не знаю и знать не хочу. Я на ней жениться буду, а не на ее семье, какое мне до них дело?

– А вот слопают тебя, дурня, а потом и всех нас, тогда и будет тебе дело, – не вытерпев, заверещала мать.

– Погоди ты, – осадил ее отец, жалобно глядя на вылупившего глаза сына, – мал он еще такие тонкости знать. И мы виноваты, не оберегли его, не предупредили.

– Да вы о чем? – обалдел пескарь. – Я вам про любовь да про невесту, а вы какие-то страсти-мордасти выдумываете, пугаете меня невесть чем. Ума не приложу, что такое на вас нашло. Точно, не иначе чего-нибудь не того в нашей заводи наелись и девушку зазря обидели. Нехорошо это.

– Ах, нехорошо, – опять завелась мать, – а хорошо будет, когда она нас всех поедом съест. Тебя же первого, помяни мое слово.

– Ну, пошла плясать губерния, – опечалился пескарь, – сколько раз мне говорили, что свекровь с невесткой, что лед с огнем – никак не уживаются. Так что простите, дорогая родня, но я вижу, вы ей не рады, не обижайтесь, не серчайте, пеняйте на себя, я ухожу от вас к ней и насовсем.

И пескарь, хоть и горестно, но довольно бодро и проворно двинулся к двери.

– Постой, – опять почему-то жалостливо глядя на него, остановил его отец, – ты хоть знаешь, что твоя невеста – щука?

При этих словах вся родня привычно затрепетала и испуганно шарахнулась в разные стороны.

– Щука?! – недоуменно протянул пескарь. – Ну и что из того, что щука?

– Говорила я тебе, – начала выговаривать мать отцу, – зря ты его щукой не стращаешь, зря в неведении растишь. Психику его берег, вот и доберегся, ешь теперь досыта, что на базаре купил, пока глаза не вылезут!

– Нет, это ты во всем виновата, – не остался в долгу отец, – ты его растила и внушала, что он самый красивый, самый умный и осторожный, что ему-де нечего бояться – все канавы и рытвины видит, на мякине не проведешь. Вот он и вырос таким бесшабашным да беспечным.

Тут в спор вмешалась родня, и так начали горячиться, что до потасовки дело дошло, а виноватого так и не отыскали. Что касается нашего пескаря, то на него ступор напал. Стоит, не шелохнется, слушает и не слышит, а сердчишко так и разрывается. Держался таким манером, держался да в обморок и упал. Тут, конечно, драка и свара сразу прекратились, стали все охать да ахать, в чувство его приводить. И так дружно и соболезнующе дело это пошло, что и представить себе невозможно было, что еще час назад все готовы были друг друга слопать от злости. Что тут говорить, горе объединяет. (Как, впрочем, и счастье, правда, истинных родственников. Но пескарю повезло, его семья таковой оказалась).

В общем, очухался наш жених, смотрит вокруг очумевшими глазами. Рядом родные, знакомые и дорогие лица – отец, мать, братья и сестры, племянники и племянницы. Все так, все на месте, и сам не помнит, что с ним было. Но что-то ведь было? Ах, да, невеста… и эта невеста – щука. Из далекого детства всплыло опасливо сказанное слово, страх в глазах вернувшегося домой отца, слезы и рыдания матери, когда она не дождалась плывших к ней в гости дедушку и бабушку. Да и из многочисленной родни оставалось все меньше и меньше, а рыданий в доме было все больше и больше. И только одно слово слышал пескарь в эти минуты. Короткое и непонятное слово. И это слово – щука!

И вот теперь этим страшным словом назвали ту, которую он гордо считал своей невестой, потому что любил больше всего на свете. Что теперь делать и как теперь быть? Ах, пескарь хотел бы в этот миг умереть, только бы не терпеть эту непереносимую боль, разрывающую его сердце. Мать и отец участливо потерлись о его чешую.

– Держись, сынок, в жизни и не такое бывает. Но мы рядом, мы тебя любим, и от нас тебе идет только добро. Так что с этой бедой вместе и справиться легче.

И потянулись унылые дни чередой. Пескарь долго болел, потом выздоровел, стал потихоньку выплывать из родительского дома, и хоть и был задумчивым, грустным и безучастным ко всему (то есть полная противоположность прежнему рубахе-парню, к тому же сторонился теперь всех компаний), но жил и хотел жить.