— Что там лоб! — воскликнул Антон, одной рукой вытирая пот, другую выставив перед собой с зажатой между пальцев лентой как краб клешню. — Я ждал этого дня всю жизнь! И кто же мог подумать, что этот день станет самым черным днем в моей жизни? Ведь бывают слепые писатели, математики, музыканты, наконец? Но слепых астрономов не бывает! Как не бывает немых певцов, как не бывает безногих танцоров!
— Танец живота можно без ног танцевать, — приободрил Антона Павлик.
— Не утешай меня! — взвизгнул Антон.
— Да стойте же.
Павлик дернул за ленту и чуть не вырвал ее из рук Антона.
— Что?
— Да ничего. Вы чуть в машину не врезались!
Антон протянул вперед руку и нащупал холодный металл.
— А где пожарные?
— А я откуда знаю. Вон калитка у Семена Пантелеева открыта.
— Кто это, Семен Пантелеев?
— Да так, никто. Выпить любит.
— Пошли.
— Пошли. Только, если что, мне придется убегать. Вы тогда уж стойте, он с утра трезвый бывает, не должен драться.
— Если это здесь, то меня никто уже не сдвинет с места.
Павлик с опаской прошел мимо покосившейся калитки, обогнул вросший в землю на два подгнивших венца дом и вошел в сад, а точнее в дикое буйство крапивы, лопухов и лебеды, поглотивших под собой вырождающиеся кусты смородины и умирающие от старости яблони.
— О! Сарая нет.
— А что есть?
На месте сарая чернело пепелище, а вокруг в причудливых позах спали, оглашая округу богатырским храпом, несколько дюжих мужчин в форме пожарной гвардии. Павлик подошел ближе и увидел. На том месте, где раньше был сарайчик, теперь зияла косая воронка не менее пяти метров диаметром, вокруг которой было разбросано множество разбитых бутылок и обгоревших сарайных досок.
— Ну? Что там? — крикнул Антон.
— Оно жидкое!
Внизу в середине воронки лежало нечто, более всего напоминающее огромную не менее метра в диаметре полупрозрачную каплю дымчато-розового цвета. Легкий пар поднимался над ее поверхностью, хотелось взять ложку и определить, смородиновый или клюквенный вкус таится в глубине этого колышущего чуда.
— Жидких метеоритов не бывает, — ответил Антон срывающимся голосом. — Какое оно?
— Как огромная капля теплого красного киселя, — ответил Павлик. — Больше меня в два раза… или в три.
— Ты можешь ее потрогать?
— Я могу! — крикнула из-за спины Наташка, спрыгнула в яму и сунула обе руки по локоть в это.
Это дрогнуло, колыхнулось и замерло.
— Эй, — вырвался из груди Павлика вздох зависти. — Осторожней там. Не вздумай лизнуть. Она, как ее, радиация …это… незаметна.
— А я вообще ничего не боюсь! — гордо сказала Наташка. — Только она никакая не жидкая, она теплая.
— Ты можешь взять в ладони немного? — спросил Антон.
Наташка попробовала, но это не удерживалось в ее маленьких исцарапанных ладошках, оно мгновенно выскальзывало, стоило только попытаться оторвать хотя бы маленькую часть от целого. Не сговариваясь, почти одновременно и Антон и Павлик съехали в яму.
— Где? Где это? — закричал Антон, — Я ничего не чувствую!
Он размахивал руками, бороздил по поверхности, но, кроме легкой мгновенной ряби, это ничего не вызывало. Антон не чувствовал ничего!
— Стой! — Павлик остановил его руки, — Я понял.
— Что?
— Этого здесь нет, это только кажется, что это есть. Это, ну, как его, голограмма.
— Голограмма? — Антон замер. — Фантом? Призрак? А как же воронка?
— Ну, может быть, имелась какая-то скорлупа? А при ударе она разрушилась. Или растаяла.
— Какая скорлупа? — возмутилась Наташка, — Это разве яйцо? И почему его здесь нет? А пожар? А тепло?
Действительно, тепло было. Оно стояло невидимым туманом вокруг и даже как будто задевало пальцы, когда они пытались нащупать ускользающее нечто.
— Нет, — огорчился Павлик, убедившись в тщетности попыток наполнить подобранную бутылку. — Или того, что мы видим, на самом деле нет, или оно не делится, а только льется… Но льется только внутри самого себя.
— Какой ты умный! — восхитилась Наташка, наблюдая как брошенные ею комья земли исчезают внутри этого. — Только, если честно, я ничего не поняла.
— Если честно, я тоже, — признался Павлик.
— Вы ничего не чувствуете? — спросил Антон.
— Я чувствую тепло! — радостно сообщила Наташка. — И еще обидно, что мне никто не поверит. И еще жалко, что это желе не упало к бабушке в огород. Я бы в него прыгала. Оно такое красивое, мягкое и не пачкается.
— Может быть, оно живое? — спросил Павлик.
— Ой! — взвизгнула Наташка и выскочила из этого, куда она забралась уже по пояс.
— Я чувствую, что мне что-то давит на глаза, — сказал Антон. — И сердце сжалось. Тепло тоже … но только очень слабо.
— Оно может быть живым? — спросил Павлик.
— Помогите мне выбраться, — попросил Антон.
Они вскарабкались на край воронки, отряхнулись.
— Тебе придется отвести меня к людям, — сказал Антон.
— А мы что, не люди? — возмутилась Наташка.
— Люди. Но вы ничего не решаете. Мне нужен кто-то, кто решает, например наш мэр, начальник милиции, кто-нибудь.
— Хорошо, — Павлик еще раз оглядел сумасшедшее зрелище, капля в яме и несколько спящих мужиков, как бы объевшихся этого киселя, повторил. — Оно может быть живым?