— Ущипни меня, — прошу я Дину. — Хочу проснуться.
— Тебе не нравится твой сон? — смеется она, намыливая мою голову и умудряясь касаться лица, не вызывая боли.
— Ну, если все это во сне, тогда я хочу тебя, — говорю я ей, не открывая глаз.
— Я вижу, — почему-то все так же весело отвечает она…
Мы лежим на огромной колышущейся кровати, подперев головы руками, и смотрим друг на друга. Я откровенно разглядываю ее и думаю, что когда-то представлял себе легкий адюльтерчик с этой прекрасной Риткиной подружкой, а произошло все только теперь, через пятнадцать лет.
— Как я выгляжу? — спрашивает она.
— Потрясающе, — отвечаю я. — А я?
— Еще более потрясающе, — смеется Дина.
Она почти совсем не изменилась. Все так же очаровательна. Особенно в мягком свете кремовых бра. И тело ее оказалось именно таким, каким я и представлял его себе тогда, пятнадцать лет назад, совершенным, гибким, отзывающимся легкой дрожью на каждое прикосновение.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Отлично, — смеется Дина.
— Как Петька? Где он?
— А где ему быть? — улыбается Дина. — У бабушки на даче. Ему уже семнадцать. Закончил школу. Нянька не нужна.
— Как летит время! — удивляюсь я.
— Быстро, — соглашается Дина.
— А муж где? — натужно спрашиваю я. — Где Кирилл? В отъезде?
— В отъезде, — смеется Дина.
— Как он? — спрашиваю я, чтобы спросить о чем-то, и чтобы она не переставала смеяться.
— Думаю, что прекрасно, — снова смеется Дина.
— Разве он уехал так надолго? — удивляюсь я.
— Навсегда, — продолжает улыбаться Дина. — Пятнадцать лет назад вместе с Риткой. В штаты. Ты представляешь меня, идиотку? Я даю этому рязанскому остолопу свою замечательную еврейскую фамилию. Я оформляю с ним фиктивный развод, чтобы решить этот ненавистный квартирный вопрос. Я верю ему, как последняя дура. А он подхватывает мою лучшую подругу и уезжает в штаты. Ты можешь это себе представить? Нет, ты скажи еще, что ничего не знал.
— Знал, конечно, — лгу я.
— Неужели не знал? — она подползает ко мне, прижимается, закидывает на меня горячую ногу и трется, трется о мое бесчувственное тело, проваливающееся в небытие.
— Да нет. Конечно, знал! — восклицаю я.
— А я не знала, — грустно говорит Дина.
— Куда… ты пропала? — спрашиваю я. — Я искал тебя.
— Никуда, — отвечает Дина. — В больницу. Нервный срыв у меня был. К тому же, мы квартиру успели разменять. Он даже умудрился продать ту, которая как бы отходила к нему. Но я на него не в обиде. Теперь. Пишет. Звонит. Деньги присылает. Помогает, да я и сама не бедствую. Петька прошлое лето у него гостил. Осенью поедет к отцу. Учиться будет там.
— Процветает?
— Процветает, — говорит Дина, — только это на нашем уровне. На их уровне нормально. Хотя теперь и здесь десятки тысяч слаще живут. Но там спокойней. Вкалывает день и ночь.
— А Рита?
— И она вкалывает. Дает уроки музыки. Играет на каких-то местных сборищах. Ты представляешь, они даже в иудаизм перешли. Кстати, знаешь? Теперь Ритка мою фамилию носит. Звонила. Я, говорит, теперь тебе как сводная сестра.
— Обо мне ничего не хотела узнать? — спрашиваю я.
— Ничего, — отвечает Дина. — У нее уже двое детей от Кирилла. Две девочки. Кэтти и Саманта. Обе американки. Да они и сами уже американцы.
Дина смотрит на меня. Смотрит с нежностью, но жестко. Держит меня взглядом, чтобы не дать выпасть из гнусной реальности.
— По крайней мере, она жива, — пытаюсь пошутить я.
— Не вполне, — серьезно говорит Дина, — еле выкарабкалась четыре года назад. Рак у нее был. Хорошо, что вовремя диагностировали. Отняли левую грудь.
Я пытаюсь закрыть глаза, но не делаю этого, потому что боюсь потерять контроль над собой. Я смотрю сквозь лицо нахмурившейся Дины и вижу худое мальчишеское тело Ритки, изуродованное страшным шрамом на месте левой груди, и думаю, что я продолжал бы любить ее даже и в том случае, если бы она была вся покрыта такими шрамами.
— Ты все еще любишь ее, — с осуждением говорит Дина. — Это слюнтяйство.
— А ты простила ее? — спрашиваю я.
— Простила, — говорит Дина. — Кирилла не простила. Да и то… Петька ведь.… А ее простила. После всего. К тому же, она женщина. А женщина не властна над собой. Женщина во власти инстинктов. Ее инстинкт не подвел.
— А тебя? — смотрю я в ее глаза.
Дина замолкает, протягивает руку и гладит меня по лицу, высвобождая из-под одеяла маленькую, почти девическую грудь. Я смотрю на нее и чувствую, что кто-то, стоявший до сей поры у меня над душой, вскидывает старинное мушкетное ружье, стреляет в мое прошлое, но попадает в удаленную Риткину грудь. Дина подбирается ко мне снова, ловит губами мои губы и увлекает меня за собой.
— Дина, — повторяю я, стараясь не назвать ее Ритой.
— Не спеши, — отвечает Дина. — Что ты? Торопыга. Медленнее. Вот так. Мы никуда не торопимся…