Легко (сборник)

Надо сказать, что пространство и время действительно оказывали весьма незначительное воздействие на город, но только потому, что смысл жизни его обитателей состоял в постоянном оберегании самих себя от этого пространства и времени, как от единственного источника угрозы их безопасности и благополучия. Смысл этот посредством жестокого естественного и искусственного отбора отпечатался за поколения в генах горожан в виде стойкой способности к самозащите, определяемой немногочисленными приезжими аналитиками как надежнейший внутренний тормоз. Именно этот тормоз гарантированно удерживал обывателей на любых уклонах безрадостной реальности, не позволяя расходовать излишнюю нервную энергию, особенно в условиях вампирических посягательств на нее извне. Необходимо добавить, что действовал данный фактор незаметно и в обыденной жизни практически не ощущался. Кстати, разыгрываемый как раз в это время в окружающем пространстве очередной правительственный кризис, долженствующий неминуемо привести к окончательной отставке этого и всякого другого правительства, либо к глубочайшему падению всеобщей морали, горожан не беспокоил. Он воспринимался ими как еще один бесконечный сериал, который, по определению, больше чем жизнь, и смысл которого никоим образом не зависит от количества пропущенных серий и утраченных сюжетных линий. И жизнь подтверждала незыблемость этих представлений. Правительство переносило кризис, как насморк, рокируясь и размножаясь причудливым калейдоскопом, а мораль никуда не падала, потому что падать ей было уже некуда.

Все остальное в этой жизни воспринималось горожанами как книга, которую хочешь, не хочешь, а читать надо, даже если на поверку она оказывается уставом караульной службы. И чаянные и нечаянные радости ощущались как редкие книжные иллюстрации, которые так приятно рассматривать после долгих и монотонных страниц безрадостного текста. Соответственно метафоре, горожанами-долгожителями оказывались кропотливые и терпеливые «чтецы толстых томов с редкими картинками», а короткоживущими — любители «комиксов», торопливо пролистывающие книгу в поисках ярких красок. К мастерам «скорочтения» относились, как правило, алкоголики и иные добровольные хроники, а также представители прочих групп очевидного риска. Нельзя сказать, что эти горожане не обладали внутренним тормозом, просто он задействовал какие-то совершенно неожиданные мозговые каналы.

И так, наполненная этими проблемами как пузырями, жизнь города и текла подобно киселю в метафизическом тазу, медленно нагреваясь и изредка булькая в вечном движении от горячего дна к прохладной поверхности. Был месяц июнь.

02

Был месяц июнь. Событие, к которому мы привлекаем внимание терпеливого читателя, встряхнувшее жизнь города, поднявшее муть с самого его дна и попытавшееся расплескать пену достойнейших с поверхности, произошло в июне месяце, а именно в ту его счастливую часть, о которой знают только работники сельского, в прошлом социалистического, хозяйства. Это когда будущий урожай еще только закопан в землю, а закопанный раньше еще не созрел. Какие праздники и застолья устраивались в эту пору! Какие тосты поднимались! Какой бы рай был на земле, если бы эти тосты сбывались хоть на одну сотую часть? Сколько огненной жидкости утекало через миллионы глоток? И насколько огромной была бы труба, если бы кто-то мог объединить все эти глотки в одну? А если бы эта труба еще и запела, как она умеет?!

Об этом, а также еще о чем-то, не выражаемом членораздельными звуками, думал некто Петров (фамилия подлинная), управляя обшарпанным трамваем и мучаясь всем организмом из-за последствий одного из вышеуказанных застолий. Бесконечная длина уходящих вперед и влево рельсов и общая неустроенность и «невезуха» частной жизни делали его лицо похожим на фотографию, которую слегка помяли перед экспонированием, а затем основательно передержали в проявителе.