Легкое поведение

На обратном пути в Токио напряжение и недосып все-таки сломили его, и он задремал, уронив голову на грудь. Вечером он с трудом мог разлепить веки за ужином с Джеймсом, которому представил следующую оценку обещания помощи от Макдональда: «Слабое, скользкое, обтекаемое и, возможно, неискреннее. Но это наша единственная надежда».

Наутро Моррисон проснулся от шума дождя. Льет как из ведра. Переселившись в «Империал», он написал нежную записку Мэй, сообщая, что загружен работой, но позвонит ей после встречи с сэром Клодом и Фукушимой в британской миссии. Он чувствовал себя легко, как никогда.

Генерал Фукушима говорил прямо, без обиняков. «Хаймун» создавал реальную помеху японским военным операциям; своим передатчиком он осложнял работу военного телеграфа и, если учесть крайне враждебное отношение к нему со стороны русских, сам по себе становился опасным объектом. Япония не имеет возможности обеспечить безопасность судна, поскольку все силы брошены на войну. Моррисон предложил — в случае, если они все-таки откажутся от «Хаймуна», — чтобы Япония по крайней мере гарантировала Джеймсу специальную аккредитацию и содействие в переброске на фронт.

— Мы были бы чрезвычайно признательны за такую уступку, — поддержал его сэр Клод.

— Его переброска на фронт уже неактуальна, — ответил Фукушима, сама доброта.

— Почему? — Вопрос Джеймса прозвучал как контролируемый взрыв.

— Потому что мы возьмем Порт-Артур так скоро, что ни один корреспондент не успеет добраться туда по суше, чтобы увидеть нашу победу.

— Конечно. — Сэр Клод кивнул, явно удовлетворенный ответом.

Как только высокие гости удалились, Джеймс дал волю эмоциям:

— Этот мямля сначала соглашается с нашими доводами, а уже в следующую минуту поддерживает Фукушиму! Он не может понять, что проблема кроется в отсутствии взаимопонимания между японским флотом, который видит в «Хаймуне» своего союзника, и сухопутными генералами, которых представляет этот Фукушима! Ты должен что-то предпринять.

Моррисон не представлял, чем может помочь. Посоветовав Джеймсу успокоиться, он извинился и вышел, чтобы сделать телефонный звонок.

— Алло? — Сонное бормотание.

— Мэйзи.

— У тебя всегда такой встревоженный голос. Я начинаю чувствовать себя героиней мелодрамы.

— Так оно и есть.

— Как война?

— Мы еще не победили. Два изнурительных часа в обществе сэра Клода и генерала Фукушимы, и все, чего нам удалось добиться, — это обещания, которое вызвало еще большее раздражение.

— Ооо… Бедный малыш, — промурлыкала она.

— Я умираю, хочу тебя видеть.

— Не надо, — сказала Мэйзи. — Мне неприятно.

У Моррисона замерло сердце.

— Не надо что?

— О, это не тебе, милый. Я разговариваю с Мартином.

Мартин? У Моррисона перехватило дыхание, спазм сковал горло.

— Алло? Ты здесь, милый? — спросила она.

— Я просто хотел спросить, не хочешь ли ты приехать завтра в Токио.

— Конечно, приеду. С удовольствием. Встреть меня на вокзале Шинбаши. А пока целую.

Представив, что Иган слышал этот разговор, Моррисон искренне пожалел своего соперника.

Глава, в которой Моррисон расширяет свои познания в искусстве бонсай, отсутствие новостей не становится хорошей новостью, а Мартин Иган больше не блещет белоснежной улыбкой

Они ехали в экипаже с вокзала Шинбаши, и Моррисон уловил мрачную перемену в настроении Мэй.

Во французском ресторане в парке Иено она рассеянно ковыряла вилкой в тарелке, недовольно надувая губы.

— Что-то не так, Мэйзи?

Она отложила вилку и вздохнула:

— Мы с Мартином поссорились. Он повел себя очень некрасиво. Он категорически возражал против моей поездки и встречи с тобой.

— А…

— Он требовал объяснить, где прячется миссис Гуднау, называл ее безответственной особой. Я сказала, что она наверняка развлекается с каким-нибудь морским капитаном, а ее пренебрежение своими обязанностями прежде не вызывало у него никаких нареканий. Он заявил, что я унижаю его своим поведением. Оказывается, друзья предупреждали его о том, что я никогда не смогу быть верной, но он уверял их, что я беспрекословно подчиняюсь ему.

Моррисон подавил улыбку:

— А как на самом деле?

— Была бы я здесь? Но меня задело его хвастовство. «Поступки значат больше, чем слова», — сказала я и схватила шляпу с перчатками. После этого он послал меня ко всем чертям. Я ответила: «Что ж, меня это вполне устраивает. Кстати, не твой ли друг Джек Лондон сказал однажды: «Я предпочитаю быть пеплом, а не пылью»?

— И что он сказал на это?

— Что он будет ждать меня вечером, потому что мы приглашены на официальный прием, который устраивает американский министр в Токио по случаю визита заместителя госсекретаря.

Его выдержке можно позавидовать.

— А он упорный, надо отдать ему должное.

Мэй раздраженно фыркнула:

— Я не хочу продолжать этот неприятный разговор. Иначе мне кусок в горло не полезет. Расскажи мне что-нибудь забавное, милый. Как там дела у твоей лодочки?